Мой дом там, где моя кровать

Мой дом там, где моя кровать

Или Новенький 3 - продолжение

"Мой дом там, где моя кровать" - обычная присказка, командировочных и геологов...

- Ну что, поехали? – спрашивает "заказчик".

- Сейчас, налью воды в вёдра и поедем - отвечаю.

Тот с любопытством пялится, как налив три ведра воды, ставлю их на солнышке, в месте где нет ветра - греться. Вечером прилетишь "весь в мыле", а водичка тёплая-теплая......

Цепляю тогда, ведро с теплой водой на палку с крючком, привязанную к верхушке заправочной цистерны с керосином. На край ведра накидываю "ещё крючок с верёвкой". Другой конец привязан к доске, приподнятой над землёй, одной стороной. «Педаль» получается.

Становишься под ведром, на «педаль» ногой жмёшь, водичка на тебя и льётся, тёпленькая. Мойся – не хочу!

- Ну ты даёшь! - фыркнул геолог - в пятницу же едем в баньку.

- Знаю я вашу баньку – отвечаю. Трястись по пыльной проселочной дороге полчаса, на машине, по жаре. Помыться, и потом по пыли, двадцать кэмэ назад! Смысл мыться, объясни?

- Ну-ну - хмыкнул геолог - вечно ты чего-нибудь придумываешь.

- Ясное дело – отвечаю. А чего сидеть, сложа руки? Что, лучше водку жрать что-ли и потом друг-другу весь день рассказывать: О-ох, как я вчера нажрался! Башка разламывается!

- Да это ерунда – отвечают ему. Вот я вчера нажрался так нажрался! Очнулся на улице, возле крыльца. Как выходил и где был – не помню.

Не хочу сказать, что шибко правильный. Мне, просто это не нравится, и потому, улучшаю по-возможности свои бытовые условия, так как большая часть авиационной жизни проходит в командировках. В том числе и «в поле». Да и потому устраиваю свой быт по старой привычке ещё с "доармейских" времен, что как скотина жить не хочу и не буду.

Работаем на вертушке, с геологами, на западной границе Семипалатинской области, в невысоких старых горушках. Лагерем встали возле полуразрушенной фермы. Рядом - такая же полуразрушенная избёнка. Часть её крыши и стены целы, а половину - «как Мамай снёс».

Руки чешутся по башке надавать, когда вижу как построенное людьми для людей, ломают. Видно теми кто строить сам не умеет, бесится, когда видит что-либо сделанное на совесть другими. А может-быть так воспитаны, или – совсем даже наоборот.

Делаем вылет за вылетом, день за днём, неделя за неделей.

Незаметно подкрадывается конец осени, а мы с авиатехником Серёжкой Ч.,

прозванным в народе «чудушком», хотя он парнишка нормальный, спокойный, в меру работящий и остальное тоже в меру - вдвоём живём в фанерном домике, в этой экспедиции.

Пока летаю - красота: в кабине вертушки тепло и светло, а вечером в свою «фанерную гостиницу» и возвращаться не хочется – холодно там и промозгло.

Вертолёт-же, прёт как зверь: температуры невысокие, вот он и прет. Так уж устроен этот сложный «летательный механизм». А это нам на пользу и для спокойствия - запас мощности-то, не помешает.

Мы закроем этот полевой сезон и пойдем домой с Серёгой, уже через полмесяца, а пока заканчиваем: подтягиваем «хвосты», переделываем брак и тому подобное.

Ветры, дующие в степи глубокой осенью, настойчиво пытаются расшатать наш крохотный игрушечный домик. Его четырёхугольная крыша держится на четырёх гвоздях-«сотках». Между островерхой крышей и стеночками - кулак проходит, и насвистывая, гуляет ветер. Но на голову ничего не падает и от ветра мы прикрыты, хоть и тоненькой, но фанерной стенкой окопанной по периметру землей. И это - уже хорошо!

Однажды проснулся глубокой ночью от дикого воя ветра на улице. Ухает и стонет так, что стало не по себе. Сейчас очередной порыв развалит наш домик из фанеры, и останемся мы с Серьгой под открытым небом, в ночной степи.

Но нет! - стоит домишко. Скрипит, стонет, качается, но держится, слава Б-гу.

Через час-другой вой начал понемногу стихать, и сморенный сном, уснул снова.

Проснулся разбуженный внутренним будильником, по привычке. Нехотя выполз из под одеяла.

- Ой блин! А дубор-то, как зимой!

Толкаю входную дверь. Она поддается но с трудом - что-то мешает снаружи.

Мама родная! Снегу навалило - сантиметров десять. Однако, хо-олодно!

Убираю постель, мысленно благодаря спасительное ватное одеяло и добротный спальник.

Геологи мои живут в «Тайге» - вагончик такой оборудованный, с душем, откидными спальными местами на четверых человек, столом, стульями, электро-отоплением.

Короче говоря - "гостиница на колёсах". Места для нас у них нет, а жить в саманном сарае мало-мальски подшаманенном под жильё и столовую, вместе с поварихами, нам не хочется.

После утреннего вылета осматриваю домишко возле нас.

Он - полуразрушен: крыша, стены, дверь и одна комнатушка два на три метра, уцелели. К стрехе под крышей подходят провода, от чудом сохранившихся электрических столбов. Стёкла в единственном окне выходящем в крохотную

комнатку, побиты, а внутри, как-будто военные действия были или потоп.

Походил-подумал. В принципе, если ручёнки приложить, можно ведь в жилой вид привести.

Предлагаю Серёге: Давай братишка наведем порядок и будем жить. Нам ведь ещё полмесяца здесь мёрзнуть.

- Не - говорит Серьга. - Я в фанерном домике не замёрзну.

- Жалко.- Ну что ж, вперёд! Не в таком «амне» ковырялись.

Облазил всё вокруг и нашёл осколки стекла. Острым углом колотого камня процарапал линии и вырезал более-менее ровные куски, застеклив единственное окно. Принёс воды вёдер десять, и выдраил пол. Обмёл потолок и стены от паутины, отмыл стёкла. Кусками найденного возле бывшей кошары рубероида и кошмы, "обшил дверь" снаружи и внутри.

- Эх, ещё бы печечку! - вздыхаю с надеждой.

Обошёл домишко снаружи со всех сторон, приглядываясь к его остаткам.

Смотрю - в одной стене пролом, и, что-то чернеет внутри.

– Ба-а! Да это-же труба была, печная, когда-то! А она ведь, от пола начинается.

Значит, была и печка когда-то - продолжаю размышления и наблюдения. И печка та, одной стороной выходила в комнату которой нет сейчас. На месте этой комнаты - развалины, но труба-то должна быть обращена одной стенкой, ко мне, в комнатку.

Пойду-ка обследую....

- Точно! - Так и есть.

- Но это же, меняет дело! Труба есть, а печку "склепаем" - бормочу обрадовано.

Геологи идут на ужин и заглядывают "на огонёк": я ввернул в переноску лампочку, и теперь в крохотной комнатке светло.

- Чего ты тут делаешь? – спрашивают, и замерли на пороге: чистота и порядок внутри. Мала только, правда, коматёнка: Метра полтора на три будет. Но, зато, с настоящими стенами и крышей.

- Ну ты даёшь! Жить здесь собрался, что-ли? – продолжают удивляться, "заказчики".

- А почему бы и нет? – говорю. Вот печечку придумаю и буду жить.

После ужина прошу Серьгу помочь перетащить кровать и "пожитки".

Устанавливаем, расставляем и я опять "за рыбу грошик": Приходи Серьга! Тепло придумаем - будем как у Христа за пазухой.

- Не - говорит Серёга. Я - в домике....

- Ну ладно. Не хочешь, как хочешь – киваю устало.

Рано темнеет. Сижу как капуста - "в семи одёжках" на кровати и "думу-думаю":

как бы печку "спроворить"?

Вспоминаю вдруг, что возле стоянки нашего вертолёта, на небольшой стихийной свалке, видел прямоугольный бак «из под чего-то». А если в этот бак да налить керосину - а его у меня аж "шешнадцать" кубов – да подвесить на стену домика.

Да провести топливо трубкой какой-нибудь, к началу трубы у земли. Да трубку эту расклепать, наделать в ней дырочек и, в разлом, у основания трубы, которое я видел. Да поджечь! Будет ведь гореть и греть одну стенку, выходящую ко мне в комнатку.

Асса!

Понёсся на улицу и «шесть секунд» нашёл бак. Понюхал: солярка была в нём.

- Отлично!

Повесил находку на вбитые в стену штыри, слетал за керосином к моей мобильной заправке, выволок из под снега скрученную и смятую металлическую трубку от трактора.

Подул в неё легонько, с надеждой. Продувается.

- У-рра!

Выпрямил как мог трубку, один конец загнул назад, и «навив» несколько витков, заклепал кончик наглухо. Заточенным гвоздиком напробивал дырочек в витках трубки; противоположную сторону трубки согнул "крюком" и, в бак, с керосином.

- Та-ак! Теперь бы "засосать" как-нибудь, керосин, в трубку-то.

После десяти минут возни и «соплей ото всюду», из неё потек наконец, керосин.

Спичкой - «чирк»! И, сунул подожженный конец трубки с витками, в пролом у основания печной трубы.

Стою, слушаю. Там потрескивало-потрескивало, да и стало потихоньку гу-де-ееть....

Я, в комнатку. А та-аам - дым коромыслом!

Щелей-то в стене, видимо-невидимо! Рассохлась однако.

- Ну нет! Нас так просто не возьмёшь: бегу на улицу, набираю в дырявый старый таз землицы, перемешиваю с водой и давай мазать стенку, как бабушка моя, мазала свой дом в деревне.

Мазал-мазал, а дыма-то нет уже, практически!

В трубе гудит как в настоящей печи. Потрескивая, нагревается потихоньку стенка, и в комнате становится всё теплей и веселей.

Прикручиваю проволокой бак, чтобы "не навернулся", и - греться!

Красота - неописуемая! Одно плохо: мыши тепло почувствовали и распустились вконец - носятся по стенкам дранкой обитым и пищат, как будто «их под коленками щекочут».

Видно ночью был морозец, потому что под утро кто-то заскрёбся, тихонько, в дверь, и на пороге появился мой «Чудушко», "зуб на зуб не попадает".

- Ты чего Серьга? – говорю спросонку.

- П-погреться забежал – говорит.

- И где же ты бегал, в четыре часа ночи – хотел было сострить, но - встал, оделся, и мы перетащили его нехитрые пожитки и кровать, ко мне. Поставили кровать на кровать как в армии, "в два этажа", долили керосина в бак и, ударившись «головами о подушки, потеряли сознание», в тепле, аж до обеда.

У НАС ВЫХОДНОЙ однако, сегодня!

Славно мы с Серьгой, доработали. Ухожу на весь день на рабочую площадь из тепла, и возвращаюсь - в тепло, светло и красоту.

Вместо послесловия:

Когда свет вырубили на два дня, геологи наши из вагончика, греться приходили. Приняли мы ребят. Тесно только, но зато - тепло. Как мало, оказывается, человеку для счастья надо. Но он об этом, узнаЁт потом...