Первый экзамен - курс физических методов. На лекции я почти не ходила, и мне дали отфотографированные чужие лекции на два дня, фотографии делал предыдущий курс, тот же лектор, Франкевич, читал и у них.
Ну, понятно, про что это - спектроскопия, всякие анализы, ИК-спектроскопия, ЯМР, ЭПР и прочее, всё то, что потом станет моей специальностью.
Курс ?? кусочками, я не помню, чтобы сложный, но учить было его надо, полно было конкретных сведений.
Экзамен был письменный.
Надо сказать, что письменные я писала хуже, чем отвечала на устных - мне уже было тяжело длительное напряжение мозга, ну, а на устном, решил, рассказал, вернее, написал формулы, а уж экзаменатор сам понял, что нужно, сам за тебя мысленно досказал.
В общем, наш преподаватель, кажется, его звали Петр Петрович - ну, Петр - это точно, а отчество могу и путать, он весь экзамен стоял за моей спиной, и я не смогла списать ни строчки, ни даже заглянуть в учебник.
Я решила почти все задачи, опять мне помогло знание общей физики, т.е. то, что я училась нормально на первом и втором курсе, но написала я мало, я устала, и слова и термины мне совсем стало трудно подбирать.
Я написала листов пять и сдала. И опять тот же студент, мой, можно сказать, личный враг, написал 35 страниц, и они, исходя из этой работы, ставили отметки, и моя опять тянула только на неуд. Это тебе не кафедра физики, где смотрели, правильно ли человек мыслит, правильный ли у него подход к задаче, ну, а тут еще и как оформлена работа - в общем, с кафедрой физхимии на физтехе у меня не было никакого взаимопонимания.
Когда я узнала про двойку, то нервы мои, ослабленные ночными гуляниями с Алешкой и пониженным давлением, не выдержали, и я, выйдя из лабораторной комнаты, кажется, на втором или третьем этаже лабораторного корпуса, в коридор, заплакала и стала громко ругать Петра, на чем свет стоит.
-Всё время проторчал у меня за спиной как приклеенный, скотина такая, -говорила я, всхлипывая, -не дал мне списать ни строчки, а другие-то списывали, уж я-то точно знаю, что списывали, пока он меня одну караулил.
-Знает, что я всё решила сама, и много решила - написала, видите ли мало - так я и не писатель.
Слезы уже лились рекой. Я редко плачу на людях, стесняюсь, но если уже порог перешла и заплакала, то мне всё равно, и я дала волю слезам, продолжая поносить преподавателя.
Мне делали какие-то знаки, но я не обращала внимания.
Оказывается, Петр вышел в коридор, стоял за моей спиной и слышал, как я, от души, не очень стесняясь в выражениях, его честила, он молча выслушал всё и, когда я стала только всхлипывать, уже ничего не говоря, ушел. А я уселась на стол, который стоял в коридоре и, развернув большую плитку шоколада, которую мне неожиданно сунул в руку Вовчик, стала ее есть, прямо целую плитку, поливая ее горючими слезами.
Однако процесс жевания меня успокоил, слезы сами собой перестали течь, и, осознав, что я сижу на столе и жую шоколад, я спросила Вовку:
-А зачем ты мне плитку отдал?
-Ну, - Вова вдруг страшно смутился, - ты ведь хорошая. Жалко тебя.
-Спасибо, сказала я, - шмыгнув носом, - извини, слопала всю плитку одна (к слову сказать, сам Вовка написал на отлично, тоже, вражина, загнул не меньше тридцати страниц).
-Ешь, я для тебя купил, - ответил всё правильно рассчитавший Вовка. Девушка плачет. Ну что лучше сладостей ее утешит?
Я доедала плитку и вспоминала, как давно, еще на втором курсе, я печально брела по коридору. Надо было делать упражнения по английскому, а жутко не хотелось, и вдруг я увидала Вовчика, он шел зачем-то к Галке, и перехватила его:
-Вова, ты сделал английский?
-Да.
-И тетрадь с собой?
Не отвечая, Тульских открывает свой огромный, битком набитый ободранный портфель и подает мне тетрадку.
Я открываю, вот оно, упражнение, аккуратно написанное, всё понятно, только срисовывай, и подпрыгиваю радостно:
-Спасибо, какой же ты хороший парень, Вовка.
И Вовка вдруг говорит мне тихо:
-Я-то хороший, но ты-то этого не видишь.
Я уже отбежала от него и, поворачиваясь, увидела, что его лицо залила краска смущения, совсем как сейчас.
Мне грустно. Вова мой ровесник, а я влюбляюсь в ребят старше себя, ничего уж тут не поделаешь, ровесники мне кажутся очень молодыми, не парой мне.
Вечером в общежитии я жаловалась знакомой Ире, на курс старше нас, тоже с физхима, что двойку по методам получила.
-Ну, и что ты переживаешь? Поедешь в институт химфизики и пересдашь курс Франкевичу. Пересдашь на четверку - он ниже четверки девочкам не ставит - пококетничает с тобой, и пойдешь со своей четверкой.
Я задумалась, а потом пошла читать курс заново, лекции после экзамена были свободные - может, через два дня поеду и сдам на четверку.
На другой день я пришла на кафедру выяснять о времени пересдачи - вдруг ко мне подошел Петр и сказал:
-Пройдемте ко мне.
Заведя меня в кабинет, он, глядя в стол, сказал как-то неуверенно:
-Я еще раз просмотрел вашу работу и решил, что я был не прав - вам можно поставить за нее тройку.
-Ну, вот...А я уже собралась пересдавать Франкевичу на четверку.
-Ну, как я исправил двойку на тройку, так могу и обратно - тройку на двойку - засмеялся Петр. - Как уж вы захотите.
-Да нет, давайте вашу тройку. Главное, без хлопот, - и я подала ему зачетку.
А позднее Динка рассказала мне, что в тот же день, когда я ревела, они с Ириной поймали Петра на платформе и долго уверяли его, что я вообще писать терпеть не могу и всегда писала, как курица лапой, и что надо на это делать скидку.
То ли это помогло, Динка умела убедить кого угодно в чем угодно, то ли мое выступление в коридоре, не рассчитанное на его уши, его усовестило, но только он сдался, и мне не пришлось пересдавать.
Свободное копирование
