В конце октября или в начале ноября приехала Зойка на несколько дней навестить меня, потратив на билет в Москву последние деньги.
Она рассказала мне, что Виктор женился, скоро у него должен был быть ребенок, но он часто приходил в Зойкину комнату и подолгу сидел там, как когда-то в дни их дружбы.
-Раз пришел, второй, третий, и всё сидит, а через неделю я его прогнала.
- Сказала, иди домой, там тебя ждут, а здесь ты никому не нужен.
Я вздохнула.
-Ну, значит, и у тебя всё.
-И как легко мне стало, свободно, радостно.
Мы с Зоей погуляли по Москве, посетили Кремль, царь-пушку, царь колокол, погуляли по набережной, набегались, купили сбивной торт, теперь я ем только такие, а сливочные нет, и усталые, еле волочим ноги. Торт я положила набок в сумку и так носила.
Выйдя на Новослободской, я вдруг чего-то забеспокоилась и решила проверить состояние торта.
-Да ладно тебе, -уговаривала меня Зоя, вези уж до общежития.
-А вдруг крем помялся?
-Так уже помялся.
-А вдруг только начал мяться, тогда я повезу его правильно, - и я открыла коробку.
То, что я там увидела, очень впечатляло - крема не было совсем!
Когда мы его покупали, это было красивое, бело-розовое воздушное сооружение, а сейчас я увидела коричневую облезлую поверхность бисквита и где-то внизу со столовую ложку какой-то липкой невзрачной массы.
Мои утомленные ходьбой по Москве нервы не выдержали этого варварского зрелища. Я опустили руки с тортом и начала хохотать, как безумная. Зойка, заглянув через мое плечо внутрь коробки на происшедшие там разрушения, начала мне вторить, и мы смеялись, шокируя текущую мимо нас суетливую московскую публику, как всегда спешащую неизвестно куда.
Усталость нашу как рукой сняло.
Я, наконец, закрыла крышку коробки, бросила ее в том же положении, что и раньше, и сказала наше с Зойкой любимое, когда мы много смеялись:
-Пять минут здорового смеха прибавляют год жизни, а полчаса нездорового хохота что делают, интересно?
На другой день, окончательно протратившись, мы поехали в Воскресенск, к маме и бабушке, в надежде, что нас там подкормят и предложат деньги, Зойке надо было пять рублей на обратную дорогу в Ленинград.
-Обычно мне предлагают денежку, и я или беру или нет, а сейчас возьму, - рассуждала я в электричке.
Зойка давно не виделась с моими, и они все трое обрадовались встрече.
Мама напекла пирожков, накормила нас обедом, мы переночевали и на утро, нагруженные остатками пирогов тронулись в трехчасовой путь от Воскресенска до Долгопрудного.
Денег, тем не менее, мне не предложили, а я сама постеснялась просить. Дело в том, что мама ежемесячно давала мне 20 рублей, и за этот месяц я уже взяла, а вперед просить не захотела.
-Займу у Ленки до стипендии, -успокоила я Арутюнян, -у нее всегда есть деньги.
Долог путь из Воскресенска, который к югу от Москвы, до Долгопрудного, который на севере. Погода была прохладная, мы замерзли, пока добрались до электрички и почувствовали, что не прочь поесть, достали пирожки, съели по одному, потом по второму, потом решили, что хватит, а то девчонок нечем будет угостить, и спрятали кулек с пирожками, но не надолго.
В электричке, уже с Савеловского вокзала у нас вновь прорезался аппетит. Достали кулек и съели еще по пирожку.
-Ну, а такое количество уже неприлично и везти, - сказала Зоя, разглядывая остатки.
-Придется уже съесть всё, - сказала я, - чтобы девчонки и не узнали, что у нас были пирожки. К тому же они все трое мечтают похудеть, - успокаивала я свою совесть, вспоминая, какие поклажи еды привозила с собой Елена из Воронежа.
И мы всё слопали.
Вечером Зоя пошла в туалет и вернулась оттуда какая-то растерянная.
-Знаешь, - сказала она и раскрыла ладонь, на которой лежала пять рублей, знаешь, - я на полу в туалете нашла пять рублей.
Я задумалась:
-Ну, вернуть пять рублей просто невозможно, если бы кошелек был, то тогда да, можно было бы, спрашивая какой кошелек, установить владельца, а так всякий может сказать, что это его пять рублей, очередь выстроится.
-Так что, наверное, я и куплю билет до Ленинграда на эти деньги, - вопросительно-утвердительно сказала Зоя, и мы, переглянувшись, снова, уже в который раз за этот ее приезд, начали неудержимо смеяться, как это часто бывало с нами раньше, в детстве, в Батуми.
В этот же день вечером я проводила ее на поезд в Ленинград, билетов в кассе не было, и мы бежали вдоль состава и просились в вагон без билета. Только на третьем или четвертом вагоне проводница едва заметно кивнула нам и посторонилась, пропуская Зою в вагон за те самые, найденные на полу в туалете пять рублей, Зойка поскакала радостно по ступенькам вагона, волоча за собой сумку, я махнула ей рукой на прощание и помчалась обратно в метро - было 10 часов вечера, а путь в Долгопрудный с Ленинградского вокзала не ближний.
На обратном пути я купила кекс к чаю и долго ждала автобуса. Мне было грустно и холодно, я всегда очень утомляюсь стоянием на одном месте.
Подходит троллейбус, народ садится, а я стою и смотрю на них; на остановке осталась я одна, и мне обидно, что всем уже привалило счастье в виде транспорта, а мне нет.
Вдруг какой-то молодой мужчина, который садился в троллейбус, спрыгнул в последний момент со ступеньки и подошел ко мне:
-Девушка, у вас такие необыкновенные глаза, из-за ваших глаз я спрыгнул с троллейбуса.
Я улыбнулась, но и только.
-Вас, наверное, дома какой-нибудь молодой симпатичный ждет? - с надеждой, что я опровергну его слова, спросил он.
Но я согласно покивала головой:
Да, мол, ждет, конечно, ждет. Разве девушка с такими глазами может быть одна?
Он вздохнул, тут подошел его троллейбус и мой автобус, он махнул мне рукой. Я тоже помахала в ответ, и мы расстались.
Приехав в общагу, я достала кекс и закричала:
-Ну, молодые, симпатичные, которые меня ждут, будем чай пить!
Лежащий народ вяло зашевелился, но всё же Наташка взяла чайник и потопала на кухню, которая была рядом.