Но вернемся к учебе.
На физхиме на третьем курсе начали читать спецпредмет - физическую химию. Трудной она не была, только руки до нее как-то не доходили, надо было рассчитывать какие-то модели молекул, очень трудоемкие расчеты, все на логарифмической линейке, которая меня жутко раздражала, а калькуляторов тогда не было, вот я и ошибалась в расчетах, и получила тройку, несмотря на помощь Любочки Волковской, которая, наверное, половину задания мне просчитала сама.
С семинаристом, который ведет у нас и лабораторные, у меня нелады - ведь я не хожу на занятия, и он думает, что я нерадивая студентка, а я просто много болею.
По ядерной физике вместо привычного и любимого Алексея Ивановича Петрухина к нам приперся некто Бергман - в общем, может быть, не такое жуткое чудовище, каким был для меня Кащенко на первом курсе, но фрукт еще тот, странный тип, жуткая тупая зануда. Он совершенно не умел правильно расставить акценты на материале. Так, например, он три лабораторные (а у нас было мало лабораторных по ядерной физике, всего 5) требовал с меня при сдаче работы, чтобы я рассказала устройство счетчика Гейгера-Мюллера. Я бы рада была ему это рассказать, но то, что было написано в учебнике, его не удовлетворяло, где взять подробное описание, я не знала, а главное, я не думала, что он на следующий раз с упорством будет спрашивать одно и тоже. Мучил он так не одну меня, даже умница Ральф страдал от него.
Бергман рассказывал мне устройство счетчика сам, на следующий раз я пересказывала ему его слова, но он изменял условия - а если поток очень большой, то как? И рассказывал дальше, на следующий раз я опять пересказывала ему, то, что он рассказал мне, опять получала тройку, и только на четвертый раз он удовлетворился и поставил мне, а вернее, самому себе, четверку.
В общем, вся ядерная физика - предмет, конечно, совершенно несложный, но, всё же, что-то в себя включающий, сводился у Бергмана к устройству счетчика Гейгера-Мюллера.
На последней работе, правда, мы поговорили с ним о взаимодействии излучения с веществом. Это мне было интересно, знала я хорошо, и мы долго, часа два с ним просидели, и, ну, я буквально выбила у него по этой лабораторной пятерку, но по зачету он поставил мне три, учитывая, что у меня три семестра было только пять по лабораторным, а тройка по лабораторным по физике есть сигнал для принимающего экзамен, что он имеет дело с кандидатом на двойку, и именно последняя отметка идет в диплом, то можно себе представить, как я была огорчена.
По лабораторным по физической химии у меня тоже была тройка, это были мои первые тройки на физтехе по зачетам.
Но Гос по физике проводил и характеризовал нас перед экзаменационной комиссией не Бергман, а Алексей Иванович, и он просто отмахнулся от моей тройки, засмеявшись.
Я подумала, что Бергман, наверное, известная личность на кафедре физики.
С Крыловым мне было легче - он, конечно, видел, что я перестала учиться, но мало ли что в жизни бывает - училась хорошо, а если сейчас ей некогда, надо выручать своих девочек.
Я приехала из Батуми перед контрольной по ТФКП, и Динка с Иркой занимались вместе - Диана разбирала вслух кой-какие задачки, а я просто слушала, но ничего не писала и не решала. Толковая, напористая Дианка была прекрасным педагогом, и, если она что-то объясняла, я, как правило, не только понимала, но и запоминала надолго. В общем, с ее слов я и написала контрольную, решив, собственно говоря, только то, что Фролова успела нам с Иркой объяснить.
Когда я сдавала Крылову листки с контрольной, он спросил меня:
-Ну, как? - имея в виду трудность задач.
-Да что-то немного я Вам тут нарешала, - грустно ответила я.
-Хорошо, - бодренько сказал веселый Крылов, - меньше мне проверять будет.
Всё же я получила по контрольной тройку, а это облегчало сдачу задания.
Свободное копирование
