В начале нового учебного года, возвратившись из Академии Наваль, начал проверять новый, двухкасетный «Шарп», приобретённый в конце лета. Опробуя встроенный коротковолновый приемник, понял, что случилось нечто экстраординарное.
Поймал «Голос Америки» на русском языке и узнал, что теперь у всех людей мира, нет сомнения, где живут самые кровожадные и злые люди на Земле. Это, конечно, в Империи Зла, как теперь все «голоса» называли СССР.
Узнал, что весь Свободный Мир с трепетом и надеждой ждет, когда же оплот Добра и Справедливости, США преподадут достойный урок этим зверям за гибель почти трех сотен невинных людей, находившихся на борту корейского Боинга, уничтоженного советскими коммунистами.
В конце сентября я должен был заступать дежурным по аппарату СВС, поэтому с утра на службу не поехал, а к 16 часам пришел на инструктаж в «Каса бланку» к полковнику Скрябину. Получив от него полный пакет наставлений о бдительности, и разъяснений о прядке действий при объявлении военного положения, пошел инструктировать наряд, выполняющий функцию охраны «Каса Бланки», и сменять дежурного.
Дежурным стоял капитан 3 ранга Шутов, толстый, добродушный мужчина. Он, с юмором реагировал, когда худощавые, мелкие кубинцы, делали удивлённые глаза, глядя на его необъятный торс, и восхищенно шептали «барыга гранде!». Шутов, как и советские офицеры из Академии Наваль, подчинялся адмиралу Стадниченко, и был консультантом начальника аварийно-спасательной службы MGR.
Он аккуратно передал мне все дела и приказания, сообщив, что офицер особого отдела аппарата СВС уехал в пригород Гаваны, где кубинцы случайно обнаружили в кустах тело мертвого иностранца, похоже, что советского. Кончиц убыл в генеральный штаб. При убытии предупредил, чтобы, когда вернется офицер особого отдела, дождался его и о результатах предварительного расследования доложил. А мы о смене дежурства можем рапортовать полковнику Скрябину.
Выполнив все необходимые формальности, мы так и сделали. Шутов ушел, а моё дежурство началось. Дежурил здесь я уже далеко не первый раз и знал, что после окончания рабочего дня, когда все сотрудники аппарата разойдутся по домам, до следующего утра ни кто меня не потревожит.
Надо будет только пару раз обойти посты и убедиться, что служба несется бдительно. Как показала практика, солдаты срочной службы, которых направляли сюда из Учебного Центра, ценили своё удобное положение при «Каса Бланке» и несли службу образцово.
Поэтому, расположившись, за столом уставленным телефонами, достал «Новый Мир» и стал читать.
В 20 часа пришел офицер особого отдела, капитан N. Я передал ему приказание генерала Кончица, а он сказал, что труп, похоже, не криминальный. Уже установили, что это болгарин, и, скорее всего, умер от сердечного приступа.
Но приказ есть приказ, дожидаться начальника всё рано надо, и мы разговорились.
Вскоре, разговор перешел на главную тему последних радиопередач всех «голосов», южнокорейском Боинге.
К этому времени я уже знал, что пассажирский самолет, летевший из Америки в Корею, но якобы сбившийся с курса, был уничтожен в советском воздушном пространстве южнее Сахалина.
Капитан же, информированный об инциденте с Боингом по своим каналам значительно больше, рассказал следующее:
«Вылетел он с места промежуточной посадки на Аляске с подозрительным опозданием на 40 минут. Над нейтральными водами, рядом с ним оказался самолёт-разведчик сходного силуэта и размеров.
Да так близко, что их отметки на советских экранах слились. Затем Боинг пошел по измененному маршруту, а разведчик по согласованному для полета, авиационному коридору гражданской авиалинии. Отклонение Боинга от стандартного маршрута, составило 500 километров. За несколько минут до гибели, самолёт пролетел над базой советских АПЛ на Камчатке.
Странности были и с составом экипажа. Во-первых, в этот полет вылетело, не обычных 18 человек экипажа, а 29. Во-вторых, и командир лайнера, и его заместитель были штатными сотрудниками южнокорейской разведки и, одновременно с этим, платными сотрудниками ЦРУ.
Настораживает и одновременность прохождения нашей территории Боингом и американским спутником радиотехнической разведки. Появление иностранного самолёта провоцирует работу всех радаров в активном режиме, частоты и характер работы которых, отслеживает спутник-шпион.
На инцидент, были подняты две группы истребителей-перехватчиков. Самолету неоднократно, в соответствии с международной практикой, передавалось радиосообщение о нарушении границ воздушного пространства СССР. Однако реакции не последовало.
Когда самолет был близок к тому, чтобы покинуть наше воздушное пространство, истребитель второй группы дал предупредительную очередь из автоматической пушки.
Самолёт не реагировал. Иллюминаторы его не светились, что тоже вызывало подозрение.
Более того, Боинг стал уменьшать скорость, до величины, на которой перехватчик свалился бы в штопор.
Тогда с земли поступил приказ сбить нарушителя. Лётчик выпустил по самолёту две ракеты и сбил самолёт».
Я, с огромным интересом, прослушал информацию. Затем, вспоминая слышанные в детстве, рассказы друзей отца, лётчиков, воевавших в Корее, сказал:
«Выходит, что если бы истребитель немедленно не исполнил команду, то он бы проскочил, сбавивший скорость Боинг, и был бы вынужден сбить его уже за пределами воздушного пространства СССР. Это, скорее, не разведывательный полет, а провокация, по созданию повода к войне».
«Да! Судя по шуму, который поднят в прессе, провокация способна стать предлогом к мировой войне. Есть масса настораживающих показателей-симптомов подготовки к войне», - ответил мой собеседник. И, помолчав, как бы обдумывая, говорить или нет, начал перечислять:
«Первый показатель – нефтяной. В конце лета 1983, по сравнению с весной, цена нефти выросла более чем в два раза, до 41,8 доллара за баррель. (1)
Это значит, что начались массовые закупки нефти.
Второй показатель - азотная кислота, на основе которой делаются все современные пороха и неядерные взрывчатые вещества. В США к концу лета 1983года резко выросло месячное производство азотной кислоты.
Третий показатель – начата установка на танки «Абрахамс», расквартированные в западной Европе, вспомогательных агрегатов, предназначенный для подогрева батарей при запуске двигателя в сорокоградусные морозы».
Тогда я ещё не представлял, насколько близко были все мы к ракетно-ядерной войне. Ибо узнал об этой истории, совпавшей по времени с нашим разговором в Каса Блане только в январе 2006 года. Когда прочитал газетное сообщение, что общественная организация “Ассоциация граждан мира» вручила полковнику С.Е. Петрову статуэтку “Рука, держащая земной шар”, как награду за предотвращение ядерной войны.
Это случилось 26 сентября 1983 года, подполковник Станислав Петров был оперативным дежурным командного пункта ракетных войск стратегического назначения. Из-за ложного срабатывания системы предупреждения о ракетном нападении поступило сообщение об атаке со стороны США.
Однако, проанализировав, что фиксируемые запуски были произведены лишь из одной точки и состояли всего из нескольких МБР, подполковник Петров сообразил, что это ложное срабатывание системы, и не стал передавать сигнал о ракетном нападении, руководству, принимающему решение об ответно-встречном ударе.
Вспоминая психоз, который тогда был поднят в связи с корейским Боингом, и все наши опасения, связанные с симптомами о подготовке к войне со стороны США, которые подполковник Петров, наверняка, знал, удивляюсь самообладанию и гражданскому мужеству этого человека, принявшего спасительное решение.
Во время нашего разговора раздался шум подъехавшего автомобиля, и через минуту в рубку дежурного вошел переводчик Кончица, майор L. Он, по поручению Кончица, приехал узнать от офицера особого отдела, чем завершился инцидент с обнаруженным трупом.
К этому времени мы с майором были немного знакомы. Я знал, что он, кроме своих прямых обязанностей, является старшим над всеми советскими военными переводчиками.
Те, как правило, в звании лейтенанта, были вчерашними выпускниками факультета военных переводчиков, довольно юного возраста. Советские военные переводчики на Кубе состояли при советниках генеральских рангов, были, почти всегда, из «хороших семей» и, поэтому, не всегда, держались в соответствии с их скромным воинским званием.
Майору L. с такими подчиненными было непросто.
Сам же майор был профессионалом высокого уровня, человеком скромным и доброжелательным. Его дочка была ровесницей моего Васеньки, заходила к нам играть, а мой сын бывал у них.
Офицер особого отдела рассказал майору о результатах предварительного расследования, а переводчик Кончица передал капитану, что тот может идти домой, так как сегодня в штабе СВС Владимира Николаевича не будет. Попрощавшись, они ушли. Дождавшись пока машина с офицерами уедет, я обошел посты, и, убедившись, что служба несётся бдительно, прилег на диван в рубке дежурного отдыхать.
На следующее утро, по прибытию в Каса Бланку генерала Кончица, как и положено, доложил об отсутствии замечаний и передал информацию о вчерашнем происшествии. Владимир Николаевич выслушал доклад не перебивая, но добавил, что о результате расследования он уже знает.
Дальнейшая часть дежурства прошла без запоминающихся эпизодов. Если не считать того, как я обеспокоился, что мимо меня, направляясь на второй этаж, проследовал не знакомый кубинский генерал. Согласно инструкции, караульный на входе в Каса Бланку должен пропускать только советских военных. При прибытии кубинцев любого ранга он должен был вызывать меня.
Я тут же бросился разбираться. Оказалось, что незнакомый мне генерал наш, по фамилии Мжаванадзе .
У него был пропуск, хотя он не из Группы СВС, а служит советником министра внутренних дел Кубы.
Судя по внешности, он родственник Мжаванадзе, В. П., предшественника Шеварднадзе на посту Первого секретаря Грузинской ССР.
Свободное копирование
