Но меня тревожило не наказание, которое мне могли вынести на экипаже, а то, что Шведов подтвердил слова командира БЧ-5. Правда, он сказал не так определенно: «Боюсь, что, исходя из нынешнего положения вещей и учитывая неснятое взыскание, я не смогу Вас рекомендовать к поступлению в училище».
Хватаясь, как за соломинку, за эту слабую неопределенность, я решил сделать все возможное, чтобы «положение вещей» изменилось. Более того, я себе дал клятву, что если меня в училище возьмут, то я буду учиться, а не валять дурака. И эту клятву я выполнил: все семестры обучения с первого по пятый курс я заканчивал «отличником учебы».
А когда наша ПЛ стала в док, появилась возможность «отличиться». Одной из работ, которые должны быть выполнены силами экипажа, была покраска внутренних поверхностей цистерн главного балласта. Эта работа обычно выполняется силами боцманской команды, но с привлечением матросов и из других подразделений.
Боцман, видимо чувствуя некую долю вины за инцидент со мной, подошел с предложением, чтобы я вызвался добровольцем на эти неприятные работы. А он обещает, что замолвит за меня слово по их окончании. Я без колебания согласился.
Работа была действительно тяжелая и вредная. Пространство цистерны между цилиндрами легкого и прочного корпусов очень узкое. С трудом не только пролезаешь в технологический люк на легком корпусе, но и там, внутри, тяжело даже развернуться. А надо не просто ползать между ржавыми стенками, а работать.
Сначала металлическими щетками, а потом малярным валиком или кистью. Был май, стояла вполне теплая, солнечная погода, и внутри цистерны было не просто жарко, а очень жарко. Работать при покраске следовало в противогазе, так как сурик, разведенный растворителем, имел сильный, раздражающий запах.
Так как из-за жары долго было не выдержать даже в противогазе, то я чаще всего залезал в цистерну без противогаза - на более короткие промежутки времени. Хотя и приходилось чаще залезать и вылезать, чтобы отдышаться, но без противогаза работа шла быстрее.
Боцман видел мое рвение, похваливал и не забывал говорить об этом моим начальникам. А в конце работ написал рапорт о моем поощрении за ударную работу. Поощрением оказалось снятие ранее наложенного взыскания. Но неопределенность в моем положении оставалась до прибытия из училища офицера, который должен был нас сопровождать в Ленинград.
Этим офицером оказался знакомый мне капитан 3 ранга Бураков, с которым, как я уже писал, с прошлого лета у меня были хорошие отношения. Он поговорил со Шведовым, и Шведов согласился написать на меня рекомендацию. Более того, в мое личное дело мой, уже снятый, выговор не занесли.
Так что я и с чистой совестью, и с хорошим уроком на будущее убыл в Ленинград, сохранив наилучшие воспоминания и о командире ПЛ, капитане 3 ранга Шведове, и о старшине команды электриков мичмане Красикове, и о командире отделения Сахе Пилипенко.
Свободное копирование
