Река времени - 33

 Две недели до второго воскресенья апреля прошли незаметно

И вот, после обеда, я снова стою в строю увольняемых. Возглавляет группу, как и прошлый раз, теперь почти уже «кореш», боцман Андреев.

 «До назначенной с Лаймой встречи еще много времени! Еще успею «проставиться» боцману, раз уж так тут заведено. Тем более, он прошлый раз меня угощал», - думаю я.

 Петр, как будто слышит мои мысли, и подмигивает мне. «Сегодня деньги у меня есть, была получка, да и Люда прислала небольшой перевод. Гуляем»! - продолжаю я начатые мысли. Выходим за КПП и я сразу подхожу к боцману: « Если ты не возражаешь, давай обмоем мое первое увольнение, оно прошло отлично, наверное, и потому, что ты не дал начаться ему по сухому».

 «Что ж, правильное решение, я сразу понял, что ты наш человек! - весело говорит Андреев, - « Я знаю тут хорошее местечко, где можно с

комфортом посидеть. На два пузыря у тебя будет»? - добавляет он деловым тоном.

 «На два будет, но не много ли нам»? - несмело пытаюсь я протестовать.

 «В самый раз, мы же идем к людям в гости! Не будем же мы пить водку в столовой! Сходу патруль накроет», - резонно отвечает он.

 «Кого-кого, а патрулей в городе хватает! Это я уже заметил», - думаю я про себя.

 Осторожно оглядываясь, заходим в магазин, и я выбиваю чек на две бутылки водки «Кристалл». «Давай чек - возьму я, с твоими погонами могут водку не отпустить; и возьми еще пару пива»! - говорит он мне, забирая чек. Пока я выбиваю чек на пиво, он успевает взять водку и ловко спрятать ее в карманы брюк под шинель. «Учись»! - говорит он назидательно, помогая мне таким же образом спрятать у себя пиво.

 Через полчаса мы стоим в подъезде двухэтажного дома, в ста метрах от знакомого мне парка Райниса. На двойной звонок Петра дверь открывает женщина лет 28, довольно симпатичная, но, как мне показалось, слегка выпившая. «О, Петя, привет! Проходи»! - говорит она прокуренным голосом, не обращая на меня внимания.

 «Это мой сослуживец, Юра», - представляет меня Петр. «Ну что же, проходи с Юрой, только ты же знаешь, я девушка честная и двоих сразу не принимаю», - весело отвечает женщина. «Конечно, Аллочка, знаю! Он только выпьет с нами и тут же уйдет, у него свои дела», - вторит ей боцман. Мы входим в темный, пропахший табачным дымом коридор, заставленный разным барахлом, и направляемся к полуоткрытой двери, очевидно, принадлежащей хозяйке.

 Комната довольно светлая, но чувствуется, что в ней давно не убирались. Круглый стол, покрытый несвежим ватманом, с немытыми тарелками и стаканами, между которыми сиротливо стоит пустая бутылка водки, пепельница, полная окурков.

 У дальней стены расстеленная кровать, из которой, по-видимому, поднял спавшую женщину двойной звонок Петра. Вокруг стола четыре венских стула. В углу у двери вешалка для верхней одежды. С другой стороны старинный шкаф, похоже, красного дерева. Мы раздеваемся, одновременно выставляя на стол принесенные бутылки.

 Вид бутылок определенно произвел на женщину впечатление. Она засуетилась и, первым делом, засунула пустую бутылку за шкаф. Там звякнуло - сиротка была не первой. Вынесла пепельницу и грязную посуду на кухню. Вернулась с тремя чистыми стаканами и вымытой пепельницей. Смахнула со стола крошки и поставила принесенные предметы.

 «Я сегодня еще не ходила в магазин, так что на закуску у нас только два плавленых сырка и соленые огурчики», - доложила нам диспозицию Алла и снова ушла на кухню. Вернулась она с тремя блюдцами и двумя тарелками. Блюдца поставила рядом со стаканами, уже готовыми к началу банкета, а на тарелки нарезала плавленые сырки и огурцы, которые достала из расположенного под подоконником ящика, служившего ей холодильником.

 Очень довольная получившимся натюрмортом, хозяйка села за стол и жестом пригласила сесть нас. Петр открыл бутылки и разлил водку по стаканам, наполовину разбавляя пивом. «Первый тост - за хозяйку дома!» - сказал боцман и легко осушил свой стакан. Алла поморщилась и тоже выпила до конца.

Мне ничего не оставалось делать, как поддержать компанию. Напиток пробежал на удивление легко и неприятные предчувствия от всего увиденного постепенно покинули меня.

 «Между первой и второй, перерывчик не большой!»- продекламировала Алла и мы снова выпили. Я взял кусочек огурчика на закуску, а Алла и Петр закурили сигареты «Друг», которые боцман картинно достал из за пазухи форменки.

 «Третий тост, за тех в море, на вахте и на гауптвахте»! - выкрикнул Петр через несколько минут, когда в голове у меня уже изрядно кружилось.

 Алла с энтузиазмом поддержала приятеля. А мне уже не хотелось пить. Увидев, что я только пригубил стакан, Алла возмутилась: «Ты что не пьешь! Петя, скажи ему! Он что, думает меня пьяную трахнуть?! Знаю я таких ухарей»!

 «Юра, выпей и уходи, видишь, девушка созрела, пора ее успокаивать», - шепнул мне боцман. «Хочешь, можешь и ты отваливать, скажи, какой успокоитель нашелся, я же сразу сказала, что я баба честная»! - буянила Алла.

Я с испугу выпил свой стакан до конца и стал надевать шинель. Алла сразу успокоилась и сказала, икнув: «Ладно, можешь остаться, только двоим я все равно не дам».

 Но я уже понял, что отсюда лучше побыстрее убраться. И примирительно махнув рукой, вышел из комнаты. К счастью, с квартирной дверью проблем не было, замок был на простой защелке и я с радостью, что хорошо отделался, захлопнул за собою дверь.

 Когда я вышел на улицу, в голове у меня изрядно шумело, но я чувствовал, что контролирую ситуацию, и пошел, стараясь не шататься, в сторону парка.

 До назначенной встречи с Лаймой было более полутора часов, и я рассчитывал, что за это время хмель выветрится.

Весна в городе уже развернулась в полную силу. Солнце сияло во все небо, а в шинели и зимней шапке мне, разгоряченному выпитым, было жарко. Я вошел в парк и сел на скамейку недалеко от танцевального зала. Мне показалось, что все проходящие мимо люди, были сегодня, как-то особенно доброжелательно настроены.

 Как я заснул, сидя на скамейке, я не заметил. Но когда меня обнаружил патруль, я сидел с распахнутым воротом шинели, а шапка лежала на скамейке.

 В таком расхристанном виде меня, совсем тепленького, погрузили на патрульную машину и без всяких разбирательств отвезли прямо в комендатуру. К этому времени меня развезло окончательно, и я смутно помню, как меня грузили и выгружали.

 Очнулся я без ремня и шапки, лежащий на высоком помосте в одиночной камере. Помню, что в углу камеры, на уровне моей головы, была узкая щель, через которую была видна соседняя камера, в которой сидели два матроса. Чтобы понять, где я нахожусь, я начал переговоры с сидельцами из соседней камеры, а когда они мне сказали, что они подводники со 116-й, подумал на том ли я свете.

 Правда, вскоре разобрался, что они с «зажигалки» с бортовым номером 116. Беседа продолжалась до тех пор, пока к 10 часам утра за мной не прибыл командир БЧ-5.

 Он вежливо сказал все, что он обо мне думает, добавив, что про училище Дзержинского я могу забыть. И что в день, когда в Космос полетел наш соотечественник и мой тезка, майор Юрий Гагарин, позорить такое имя особенно неприлично.

 За мою долгую жизнь, вполне естественно, были у меня разные жизненные неприятности, в которых я мог винить только себя. Но самые тяжелые переживания о невозвратности совершенного я испытал в то апрельское утро.

 По прибытии в часть меня сдали на руки Красикову, уже ожидавшему меня. Воспитывать меня он не стал, а только завел в Ленинскую комнату и сухо потребовал, чтобы я в письменном виде изложил все свои воскресные приключения, начиная с прохода через КПП.

Я долго мучился над текстом и, наконец, у меня родился такой документ:

 Старшине команды электриков мичману Красикову А.И.

 От матроса Бахарева Ю.И.

 Объяснительная записка

Настоящим докладываю, что 12 апреля 1961 года я получил увольнительную записку, действительную до 24 часов указанных суток, и в 14.30 убыл в увольнение в г.Лиепаю. Я планировал посетить Художественный музей, а потом пойти на танцевальный вечер, который должен был начаться в 18 часов.

 В музей я пришел в 15.20 и там услышал по радиотрансляции, что Советский Союз запустил в космос баллистическую ракету с человеком на борту. Из окон музея я видел, как местные жители шли в сторону парка Райниса. Я решил, что там собирается митинг по поводу радостного события и, покинув музей, присоединился к ликующей толпе.

В парке незнакомые люди обнимались и поздравляли друг друга с этим великим событием. Несколько молодых латышей, празднующих покорение Космоса, пригласили меня выпить с ними. Мне было неудобно отказаться, чтобы они не подумали, что я не понимаю, что это подвиг всего нашего многонационального советского народа.

 Поднимали тосты за Родину, Коммунистическую партию и Юрия Гагарина. В такой ситуации я не мог оказаться и три раза выпил с ними. После этого я пошел к танцевальному залу, и сел на лавочку, дожидаясь открытия. На солнцепеке я, видимо, задремал и меня обнаружил патруль, проходящий мимо.

 Офицер патруля решил, что я не совсем трезв, и вызвал патрульную машину, на которой меня доставили в комендатуру, где поместили в камеру. В камере я, мучаясь угрызениями совести, пробыл до утра 13 апреля 1961г. Из комендатуры в казарму меня привел командир БЧ-5, который по дороге гневно осуждал мой поступок, в котором я сам искренне раскаиваюсь.

Обещаю, что ничего подобного со мной больше не повторится. А я дальнейшей безупречной службой постараюсь смягчить свою вину.

12.05. Понедельник 13 апреля 1961 г. Матрос Бахарев Ю.И.

 Красиков прочитал мое сочинение, хмыкнул и сказал, что теперь он возьмется за мое воспитание по-настоящему.

Вот это все, что я помню о ближних последствиях моего проступка. Точно знаю, что на гауптвахту меня не отправили, а объявили строгий выговор с занесением в личное дело. А вот было ли комсомольское собрание – не помню.

 Наверное, если и было, то не слишком меня пинали, тем более, что боцмана я не «заложил» - в то время «годки» о нашем с ним банкете, скорее всего, знали.