Река времени - 10

Лето в Зеленогорске было время самое интересное. С конца мая начиналось великое переселение почти всех местных жителей из зимних домов во времянки. Дома сдавались дачникам из Ленинграда и это была существенная часть годового дохода домовладельцев.

 Дачники, как правило, были постоянные. Так было и на нашем подворье. Семья дяди Ильюши переселялась в хозяйственный блок, а наша семья во времянку. Наш флигель занимала интеллигентная семья Белоновских. Глава семьи, к тому времени, умер. Он был, кажется, профессор астрономии из ЛГУ. Все лето жила во флигеле его мать - седая, но еще крепкая старушка, с внуком Володей лет семи-восьми.

 На выходные дни приезжала мать Володи, высокая эффектная женщина. Володя был мальчик развитый, и хотя я был его старше лет на семь, мы с ним довольно часто проводили время за шахматами или разговорами. Иногда к нам присоединялась бабушка и рассказывала о прежних временах. Как они дружили с академиком О.Ю Шмидтом, и он, когда мать Володи была еще девочкой, носил ее на руках.

 Запомнился один разговор, в котором бабушка заговорила о будущем, и просила вспомнить этот разговор, когда мы будем жить в 21 веке. Но до него было еще 45 лет, а кода тебе 14, это невообразимо далеко. С тех пор с Володей мне не доводилось встречаться.

Лет пять назад Нина Миронова, которая с ними когда-то поддерживала отношения, сказала, что он преподает в ЛГУ.

 Хозяйский дом летом занимала большая еврейская семья, а может быть, несколько родственных семей. Помню, что старшим там был старик сапожник, шивший модельную обувь. Из детей было двое. Одна, кукольно-красивая девочка лет 9, и другая, щупленькая, как галчонок, маленькая больная девочка Фира, шести лет. Она ощутимо хромала, так как одна нога была короче другой.

 Ее мать иногда просила дочь показать танец Умирающего лебедя. Вся семья собиралась вокруг и шумно приветствовала выступление убогой. Дети, конечно, смеялись, но я тогда чувствовал только жалость. Зачем ее матери были нужны эти выступления, до сих пор не пойму. Может быть, чтобы дочь себя чувствовала счастливой, рассчитывая, что дочь никогда не осознает нелепость ситуации?

 Иногда всю эту компанию отпускали со мной за грибами, не далеко, а в лес за дорогой.

Хороших грибов там не попадалось, но сыроежек и горькушек набрать было можно. За подосиновиками мы ходили с моим братом Генкой за стрельбище, к Щучьему озеру. При хорошем везении можно было набрать несколько десятков отличных красноголовиков. Изредка попадались и белые.

 В жаркие дни с ним же ходили под железнодорожный мост ловить пескарей. Точнее, не ловить, а колоть обычной вилкой. То, что добыча была, я помню, но что мы потом с ней делали, вспомнить не могу, наверное, отдавали кошке.

 А вот в конце мая мы отправлялись на настоящий промысел. По железнодорожным путям, в сторону Ушкова, ходили на неширокий ручей, глубиной не выше колена, ловить миногу. Снимали обувь, заходили босиком в ручей и ждали проплывающую живность. В воде минога похожа на змею, надо ее резко схватить и выбросить подальше на берег, пока она не выскользнула из рук.

 Приносили домой штук по сорок, а ели или жареной или маринованной. Еще одно весеннее и летнее развлечение - рыбалка с лодки на заливе. У моего дяди были на заливе, сразу за городским пляжем, две лодки. Обычно, я ходил на рыбалку или с папой, или с Генкой. В рыбалке были свои тонкости: чтобы прийти с уловом, надо было выйти на каменную гряду.

 Всего там было три гряды. Первоначально ориентировались на разбитые окна и купол православного собора, который хорошо виден над деревьями парка. Потом простукивали грунт грузом на леске. Если под дном песок, то улова не будет. Если груз застучал по камням, бросай якорь и разматывай удочки. Пока залив спокоен, можно ловить, как показались белые барашки, сматывай удочки и скорей к берегу. Парусность у лодки большая, и если поднимется сильный ветер с берега, то можно и не выгрести. Обычно, ходили на утреннюю или вечернюю зорьку.

 Как правило, возвращались с уловом. Окуни, плотва, ерши, редко судак или угорь. Ближе к осени ходили за судаком с «дорожкой». При такой ловле не посидишь, надо все время грести, наблюдая за блесной. Зато и улов серьезней: три-четыре килограммовых судака - это и уже товар для продажи дачникам.

 Папа к этому времени был уже сильно болен, де компенсированный порок сердца. Поэтому ловля с непрерывной греблей была для него невозможна, а вот посидеть с удочкой он очень любил. Любил и ходить за грибами, хотя даже сто метров без одышки ему было не пройти. Но вырежет из можжевельника палку с головой-набалдашником. Говорит: «Мой Будда меня поведет!» и идет тихонько в лес.

 Ходит не спеша, подстраиваясь под возможности дыхания и отдыхая на пеньках. И, даже на «Фириных местах», так он называл ближний лес за железной дорогой, ухитрялся настричь корзину «черноголовиков». Но я не любил, когда он ходил в лес один. Уже через час начинал волноваться, не случилось ли чего, а через пару часов начиналась паника и я бежал разыскивать его в лесу.

 И какое счастье, когда среди деревьев вдруг замечал его фигуру, сидящую на пеньке, или медленно бредущую по тропинке! Вот это состояние страха за него подчас преследует меня во сне и до сих пор.

 Зимой были другие развлечения. После уроков мне нравилось сходить на лыжах на Щучье озеро. Отличная лыжня вела почти от самого дома, через болотистый лес и стрельбище, на просеку и далее к озеру. Мне особенно нравилось выйти на середину озера, пока солнце еще не зашло. Видимо, детство, проведенное в степи, просило простора, хотелось смотреть вдаль, чтобы взор не спотыкался на близких предметах. Домой возвращался, когда уже темнело. Последние метры в темном лесном коридоре хотелось проскочить поскорее.

 Часто ходил на городской каток, где и поздним вечером хорошо. Ярко светят софиты, гремит Албанское танго, повсюду знакомые ребята и девчонки. Еще одно хорошее зимнее развлечение – катание на финских санках. Собирались, обычно, большой компанией, выбирали, малолюдную улицу, ведущую с глинта к Приморскому шоссе и, с шумом и гамом, вниз.

 Несколько раз ходил с Генкой в лес на охоту. У них была отличная лайка Шарик, хорошо облаивающая белку. На лыжах с ружьем, заряженным мелкой дробью, идем по целине. Шарик находит белку и начинает свирепо лаять. Белка понимает, что ему ее не достать, начинает на него цокать, дразнит. Только и остается охотнику, как в тире, подстрелить ее. Тут же чулком снимается шкурка - и пошли дальше за собакой. Интересно, что собака освежеванную белку не ест.