Я рассказал все, что считал нужным, о тревоге Пушкина за свою невесту. Не закончив "Пира", я перехожу к "Моцарту и Сальери".
На подвесных столиках вольтеровского кресла стоят канделябры с горящими свечами. Сейчас я буду играть тему зависти — новую тему, прозвучавшую, видимо, в сердце Пушкина в ту благословенную осень, когда он думал, передумывал и поразительно много писал. Мне нужно было создать роль великою музыканта Сальери, Сальери, который был другом молодого, очень человечного и совершенно простого Моцарта, обладающего, между прочим, каким-то непонятным, загадочным свойством природы. Кому, как не великому Сальери, знать, что это за "свойство". Кому, как не Сальери, этому труженику, не понимать, что Моцарт — гений!..
Моцарт — гений, но он, как ученик учителю, приносит Сальери только что написанную музыку.
"Нес кое-что тебе я показать:
Но..."
Тут-то и сказывается натура Моцарта, своим "легкомыслием" возмущавшая до глубины души великого труженика — Сальери.
Но Сальери стоит на страже искусства! Он не понимает, как Моцарт может смеяться над своим собственным произведением, как он может слушать музыку в исполнении нищего музыканта.
И когда оробевший Моцарт хочет уйти:
"... Хотелось
Твое мне слышать мнение; но теперь
Тебе не до меня. —
у Сальери вырывается почти стон:
Ах, Моцарт, Моцарт!
Когда же мне не до тебя? Садись;
Я слушаю".
Музыкального сопровождения у нас не было. Мы решали эту сцену так: Моцарт принес Сальери стихи Пушкина "Заклинание". Мы добились здесь особенного скрипичного звучания, предельной музыкальности, очень тонкой нюансировки. Эти стихи по фактуре своей звучали как музыка, как бы парили, очень легко и воздушно, выделяясь на фоне текста поэмы.
Сцена вторая. Моцарт и Сальери обедают в трактире.
"Моцарт
За твое
Здоровье, друг, за искренний союз,
Связующий Моцарта и Сальери,
Двух сыновей гармонии.
(Пьет.)
Сальери
Постой,
Постой, постой... Ты выпил!.. без меня?"
Произнося эти слова, я выбегаю на авансцену, охваченный раскаяньем. Я роняю бокал. Бокал разбивается.
"Моцарт
(бросает салфетку на стол).
Довольно, сыт я.
(Идет к фортепиано.)
Слушай же, Сальери, Мой Requiem.
(Играет.)"
Вместо "Реквиема" звучит проникновенное стихотворение Пушкина "Для берегов отчизны дальной..."
Мне, современному актеру, чрезвычайно интересно искать штрихи биографии и наблюдать, как они, подобно зернам, произрастают в творчество, преувеличивая и необычайно сгущая события, — такова логика идеи и чувств маленьких драм Пушкина, которые, мне кажется, написаны с шекспировской силой.
Хотите, я вам покажу тему "Скупого" в письмах Пушкина?
"Письмо Л. С. Пушкину.
... Изъясни отцу моему, что я без его денег жить не могу. Жить пером мне невозможно при нынешней цензуре; ремеслу же столярному я не обучался; в учителя не могу идти; хоть я знаю закон божий и 4 первые правила — но служу я не по воле своей — и в отставку идти кажется невозможно. Все и все меня обманывают — на кого же надеяться, если не на ближних и родных? На хлебах у Воронцова я не стану жить — не хочу и полно — крайность может довести до крайности. Мне больно видеть равнодушие отца моего к моему состоянию — хоть письма его очень любезны. Это напоминает мне Петербург — когда больной, в осеннюю грязь или в трескучие морозы, я брал извозчика от Аничкова моста, он вечно бранился за 80 к. (которых верно б ни ты, ни я не пожалели для слуги). Прощай, душа моя — у меня хандра — и это письмо не развеселило меня".