Через год мое желание осуществилось, работа увидела свет. Я исполнял свою работу "Война", в которой мы нашли движение вечной материи, как говорит Энгельс, "вечно движущейся материи", и биение сердца неизвестного солдата, имя которому миллион.
Я играл, вспоминая ту белую ночь в Ленинграде, когда мы пошли дальше, в глубь нашей работы и, наконец, поставили последнюю точку, — в том Ленинграде, который стал в 1942 году великим символом героической борьбы и победы человеческого духа и воли. Мы не подозревали тогда, какие дни, какие ночи переживет этот бессмертный город. Я никогда ни на одну минуту не предполагал, что немецкие авантюристы направят свои длинные пушки на Ленинград, подойдут к незабываемому Грозному. Ничего этого я не предполагал в ту ночь, когда мы заканчивали в "Лазарете" тему вечной жизни.
"Но как бы часто и как бы безжалостно ни совершался во времени и в пространстве этот круговорот; сколько бы миллионов солнц и земель ни возникало и ни погибало; как бы долго ни длилось время, пока в какой-нибудь солнечной системе и только на одной планете не создались условия для органической жизни; сколько бы бесчисленных органических существ ни должно было раньше возникнуть и погибнуть, прежде чем из их среды разовьются животные со способным к мышлению мозгом, находя на короткий срок пригодные для своей жизни условия, чтобы затем быть тоже истребленными без милосердия, — у нас есть уверенность, что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов никогда не может быть утрачен и что поэтому с той же самой железной необходимостью, с какой она когда-нибудь истребит на земле свой высший цвет — мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время".
В ту белую ночь мы снова были счастливы.
Работа двинулась вперед. Мы перешли к следующему эпизоду, посвященному трагической судьбе крупнейших городов Европы, центров культуры, науки и искусства, варварски уничтожаемых дальнобойной артиллерией.
В этом эпизоде я снова привлек "репертуар" моего деда. Статья военного специалиста, описывающего различные виды орудийного огня, сочеталась с текстом псалма Давида:
"... — Огонь из всех башен!
— Заградительный огонь!
— Тревожащий огонь!
— Разрушительный огонь!
— Огневое нападение!
— Огневой вал!"
"... Начальнику хора на струнных орудиях".
Псалом Давида:
"Расторгнем узы их и свергнем с себя оковы их. Ты поразишь их жезлом железным,
сокрушишь их, как сосуд горшечника".
"... Во время наступления мы начали бомбардировать Париж из окрестностей Лиона посредством орудия, имевшего дальность в 130 километров. Это орудие было изумительным продуктом науки и технического искусства, шедевр фирмы Круппа и ее директора Раузенбергера".
"... — Огонь изо всех башен!
— Заградительный огонь!
— Тревожащий огонь!
— Разрушительный огонь!
— Огневое нападение!
— Огневой вал!"
"... 29 марта один из снарядов попал в переполненную молящимися церковь. 88 человек было убито; 68 ранено...".
И снова звучал текст из псалма Давида:
"... Ибо исчезли, как дым, дни мои, и кости мои обнажены, как головня".
Этот трагический по своему характеру псалом в финале эпизода звучал протестом и местью за варварство и разрушения:
"Расторгнем узы их и свергнем с себя оковы их".