На следующий день Илизаров по просьбе Виктора Френкеля консультировал его пациента — маленького Гизая.
Как всегда возбужденная, мне позвонила мать ребенка:
— Доктор Владимир, профессор примет нас? У нас большие надежды на эту встречу. Вы думаете, он поможет моему сыну? Сколько мы должны заплатить профессору?
— Конечно, примет. Уверен, что он поможет. Я не знаю его расценок, но квалифицированный специалист берет за осмотр пациента не меньше двухсот долларов.
Гавриилу я сказал, что консультация платная, это ему понравилось. И рассказал историю лечения Гизая — как мать настаивала на большом и быстром удлинении ног. Я не комментировал действия Френкеля, но Гавриил все понял:
— Так, так… я, конечно, посмотрю больного, но вы ставите меня в неловкое положение: не надо было идти на поводу у матери, надо иметь свою цель в лечении. Теперь я должен сказать родителям правду о состоянии их сына, но в то же время мне неудобно критиковать действия Френкеля.
У каждого доктора бывают ситуации, когда медицинская правда лечения пациента сталкивается с этикой человеческого поведения. Как из этого положения выйдет Гавриил?
Родители привезли сына на инвалидной коляске в номер отеля, где остановился Гавриил. Мальчик был худ, бледен и выглядел несчастным. Прошло полтора года со времени операций по удлинению его ног, но на них все еще были гипсовые повязки, и Гизай совсем перестал ходить.
Гавриил долго рассматривал его рентгеновские снимки: на них видно было большое растяжение и очень слабое образование новой костной ткани. Но все-таки это уже была кость. Илизаров сказал, что, с его точки зрения, лечение проведено правильно, теперь должно начаться наращивание костей на месте растяжения:
— Надо положить мальчика в госпиталь, снять повязки и приступить к занятиям лечебной физкультурой и массажу. Через два-три месяца он начнет ходить.
Мать Гизая забрасывала Гавриила вопросами:
— Профессор, значит, все будет хорошо?
— Все должно быть хорошо.
— Профессор, а можно удлинить еще больше?
— Нет, я считаю, что больше не надо.
— Когда можно положить Гизая? — спросила она меня.
— Хоть сегодня.
Мы договорились, что завтра они привезут Гизая в госпиталь, мы снимем с него гипсовые повязки и начнем восстановительное лечение. Перед уходом отец сунул Гавриилу в руки конверт с деньгами. Как только они ушли, он сказал:
— Вот видишь, никогда не надо делать больше, чем подсказывает сама природа. Хирург должен иметь особое чувство — знать, когда ему вовремя остановиться. Ясно, что такое большое удлинение было не для него. Но не мог же я критиковать Френкеля.
На всякий случай я по свежим следам записал консультацию на двух языках — чтобы лежала в истории болезни. Назавтра мы ждали в госпитале Гизая. Но больше ни я, ни Виктор никогда его не видели — родители его не привезли. Почему и куда он пропал, мы не знали. Что с ним стало дальше, выяснилось только через несколько лет, когда мать подала в суд на нас с Виктором. Но об этом — потом.
Свободное копирование
