Заметки до востребования - 85

Опубликовано 19 октября 2017 года. Отрывок 85

 Тропа - не искусственное создание, а естественная часть социума. Очень многие в своей жизни расчищали от веток проход, вырубали или поправляли в грунте ступеньки, стремились беспрепятственно пройти по сложной местности из точки в точку. Тропа собрала всё это вместе, став на рубеже 80-х не просто спортивной тургруппой, а специализированным составом по прокладке, расчистке и реставрации троп. До 1982 года Тропа проходила спортивные маршруты, с удовольствием отвлекаясь на расчистку и благоустройство троп. С 80-х акценты поменялись - мы стали экспедиционной группой, занятой прокладкой троп, которая с удовольствием отвлекалась в конце лета на прохождение спортивного маршрута в высокогорье. Спортивно-туристская подготовка 1966-1979 была полностью взята на вооружение экспедиционной группой, которая в своем спортивном варианте была хорошо обученной, подготовленной, техничной, оснащенной. Как стартовала в начале 80-х "чистая" Тропа я уже рассказывал, надеюсь, что эта часть рукописи не среди пропавших. В итоге из всех этих листков можно скомпилировать небольшой ёмкий рассказ о Тропе, я это сделаю - если успею. Мне кажется, что из всех этих россыпей, даже из дошедшей половины, можно наковырять что-нибудь внятное. Было бы хорошо.

  Помирюсь, пожалуй, с теоретиками и принесу им публичное извинение в огульном охаивании. Мной, конечно же, движет зависть к их разборчивости и увлекательности, их очень интересно читать, особенно таким дуракам-практикам, как я.

 Многие из них честно занимаются, как могут, попытками понять мир, человека, вселенную. Почти все они разымают мир, выделяя в нём искусственно всякие отдельности и даже локальные взаимозависимости. "В пианиста просят не стрелять, он делает всё, что может". Незнайки-практики соединят всё обратно, да и сам мир сопротивляется разъятию, даже если в результате получается много красивых и многозначительных терминов и формулировок, под которые заманчиво подгонять знание и собственную самооценку - "смотрите, как я высоконаучно и новаторски сломал игрушку, чтобы понять её содержимое!". Так рождаются новые направления "познания", целые дисциплины и науки, напрочь свободные от жизни.

 Не может быть и не должно быть педагогики разъятия ребенка или медицины разъятия человека. Такие "науки" существуют только в сознании их представляющих, но когда это "научное знание" начинает реализовываться на практике, приходит беда.

 Кажется, я опять лаю на учёных мужей и несравненную Софью Ковалевскую, работавшую в самой безвредной для разъятия науке - математике. Оперировать и жонглировать отвлеченными представлениями о представлениях можно сколько угодно (поклон кабинетным ученым), беда наступает только тогда, когда наука внедряется в практику и напрочь умертвляет её. На эту тему для читающего мои строки есть длинный перечень событий в истории человечества, когда "знание" оборачивалось самоубийством, надругательством, ханжескими попытками применять его для обеспечения "прогресса".

 Знания разъятого мира - временны, почти мимолетны, даже если они называются "фундаментальными".

 Повзрослев, человечество перестает ломать игрушки и нанизывать бабочек на булавки. У человека есть всё для познания мира без разъятия мира. И себя, себя в том числе. И детей своих.

  Неразъятие мира входит в экологическое поведение Тропы и во многом им является. "Не разъять", "не умертвить" для Тропы не обряд вежливости, а жажда, потребность, которая проявляется везде, во всём и всегда. Распространяется эта жажда за пределы живого мира и захватывает то, что мы называем неживым - предметы, явления, объекты.

 Можно сказать, что бережное отношение к человеку, к песне и к хризолиту - одно и то же явление. Тропяной человек не разрушит другого человека, не спугнёт поющуюся песню, не будет молотить красивым камнем по обычному в поисках занятных вкраплений. Это же касается и книг, и хлеба, и чужого мнения. Никто не среагирует на команду "Выполнить!", если она будет содержать разрушение. Еще в 70-х дяденьки в серых пиджаках выпытывали у меня - что будет, когда тропяной ребенок возьмет в руки автомат, чтобы защищать Родину? Мой ответ вызвал у них сомнение, но к вопросу они больше не возвращались.

 Фараонам не нужны скопища думающих людей, называемые войсками. И сама армия плющит волю человека, заставляя выполнять чужую. Армия ничем не отличается от участников гладиаторских боёв, настоящие хозяева войны сидят в своих ложах и наблюдают за сражениями, в которых гибнут такие же, как они, люди.

 Но есть своё, "моё", которое не должно подвергаться агрессии и уничтожению. Если мне на лоб сел комар - я его прихлопну, если "моё" пытается захватить "чужой", я буду защищать "моё" всеми возможными средствами.

 Осталось понять, что в этом мире - моё. Без кавычек.

 Моя Планета.

 Или всё-таки моя вселенная? Или - наша?

 Наша моя вселенная.

 Если они поднимут лапы на портрет Лизы Глинки, лежащий у меня на тумбочке (не положено, но я положил), я буду грызть их лапы последними двумя зубами. Это - моё.

 Музыка Глинки была и остается для меня настоящим Гимном России.

  С детской жестокостью легко справиться, если она "вообще", и очень трудно, если она специализирована, маниакально зациклена на каком-нибудь повторяющемся действии в отношении одних и тех же представителей жизни. Для устранения жестокости "вообще" достаточно порой сочувствия предмету своего обожания (любви), если ему причиняется боль. Чувство чужой боли благотворно, оно не только гасит жестокость, но и увеличивает количество человека в человеке, то есть - его качество и → качество его жизни. И жизни окружающих.

 Когда жестокость "специализирована", от нее часто можно вылечить только принуждением к жестокости.

 Чук бездумно пошаркал пилой-ножовкой по стволу молодой пихты. Тропа увидела, обомлела, дала "стоп-работу" и тут же собрала Круг - не отходя от места события. После короткого и внятного обсуждения Круг сказал Чуку:

 - На топор! Руби её!

 Чук растерянно огляделся, поднял топор.

 - Руби! - кричит Тропа. Лица искажены. Глаза горят. - Руби! Давай!! Руби!!

 Чук стал пританцовывать с поднятым топором, но опустить его на пихту не мог. Руки тропяных ребят лежали на её стволе, закрыв его целиком.

 - Руби!!!

 После странных танцев с занесённым над головой топором Чук швырнул его на землю и убежал. Пережитого ему хватило чтобы недели три не портить стволы от страха, а потом он нашел удовольствие в собственном контроле над бездумными движениями и, было, попросил из аптечки бинт, чтобы забинтовывать поврежденный трелёвочным тросом бук. Я показал ему как наложить на рану дерева грунтовый пластырь и как забинтовать. Завязав узел, он порывисто вздохнул. Так вздыхают после длительной задержки дыхания от волнения.

 Никто из тропяных не вспомнил Чуку его агрессию против молодой пихты. Будто и не было этого события вовсе.

  В подмосковных лесах, особенно весной, мы несли с собой побольше бинтов в аптечке - лечить поврежденные дуристами деревья.

  Могла ли маленькая Тропа избавить большой социум от его болезней? Да, могла, если бы о ней знали. Тропяная жизнь - заразная штука, она доставляет удовольствие и утоляет многие подростковые печали, а желание других подражать тропяному кругу давало (бы) им возможность сначала нормально обезьянничать, перенимая общие символы, а потом и вовсе сорганизоваться в сообщество, совершив это резонансное действо на своей почве и со своими особенностями.

 Нас, однако, упорно выкидывали на помойку, где мы тут же становились Братством Лесных Мусорщиков. В БЛМ можно было вступить получив поддержку трех деревьев, пяти цветов и семи трав. За поддержкой к растениям каждый ходил самостоятельно и бывали случаи, когда растения не поддерживали кандидата. Он шел к ним снова и снова, пока не приходил радостный на Круг, объявлявший его Мусорным Братом Леса, или еще как-то, уже не помню.

  Помню, мы чуть не опоздали в походе на областной турслет, поскольку по пути попадалось много мусора. Группа в таких случаях останавливалась на "мусорный" привал (сама) и не двигалась дальше, пока не убирала всё полностью. Находить мусор и изымать его из Природы было приятно и увлекательно, радость по поводу находок перекрывала неприязнь к их авторам.

 - Не ведают что творят, - приговаривал Славик Баранов голосом бывалого церковного батюшки.

 Экологическая реставрация природных объектов - одно из любимейших занятий Тропы во все её времена.

 Завтра - проводка тропы через полосу молодого пихтового леса, ее никак не миновать.

 Тропа сидит у костра, выбирает тех, кто пойдет пильщиками. Шесть человек отказались сразу. С остальными говорит Круг. С каждым, бережно, корректно. Пильщиков нужно двое. Пойдут те, кому морально трудно или невозможно поднять руку на пихту. Чук давно вырос, но Тропа помнит его историю. Сейчас - речь совсем о другом. По ходу тропяного русла можно снести шесть деревцев, а можно семь. Просекачить можно по зеленым лапам чуть короче или чуть длиннее. По этой тропе спасатели будут снимать человека с этого участка хребта, если что-то случится. Другой тропы нет, только в обход и далеко, очень далеко. Выбор между человеком и пихтой уже произошёл - в хвойном частолесье погибнет несколько деревьев, чтобы выжил человек. Это совсем маленькие деревца, они едва достают ребятам до колена. Тот, кто больше боится навредить лесу - навредит ему меньше, идти надо ему.

 Серенький сидит - носки вместе пятки врозь, подпирает голову рукой и смотрит в одну точку около костра.

 Тропа решает очень стрессовую задачу. Желающих идти нет. Но все, кто сидит в Круге - "если Круг скажет - я пойду". Костер прогорел, его забыли подкормить. Я смотрю на всё это метров с двадцати пяти. В Круге я сейчас не нужен, но должен быть под рукой у группы. На всякий случай.

 Костер прогорел - это редчайшее событие. Я иду к нему, закладываю несколько дровеняк. Тропа смотрит сквозь меня рассеянно, отсутствующим взглядом. Хорошо, что я их не потревожил. Внутри каждого сейчас происходит очень важная работа.

 Двоих пильщиков поутру провожали пряча глаза, но молча положив им на плечи ладони. Пильщики кивнули и ушли. Лагерь занялся своими делами в полном молчании.

 Пильщики вернулись через пару часов с загадочными физиономиями. Никто у них ничего не спрашивал, но Бычик, попив чаю, рассказал всё.

 - Мы их это... Мы их пересадили.

 - Там грибов белых так много стало! - добавил Хромка.

 - Пересаженные пихтарики приживаются нелегко, - говорю я. - Если печаль догонит вас, перенесите её стойко и светло.

 Бычик и Хромка кивнули, лагерь загомонил, вернулся к обычному своему звуку, где различим каждый. Все радовались пильщикам так, будто очень родные люди вернулись после очень долгого отсутствия. И собака Нянька, у которой никогда не было часов, радовалась так же. Тут закапал дождь, группа расхохоталась, быстро разбилась на штормовые четверки, натягивая на палатки и на груз полиэтилен, закладывая костер и спасая продуктовую навязку-подвеску. Каждый опять слышал каждого, пильщики растворились в круговороте дел.

 В текущем времени Тропы нет злосчастных каверн истерического безделья или тупого ожидания, всё происходит одно из другого и/или вслед за другим. Это требует от Навигатора навыков машиниста сцены, а то и режиссёра, работающего без репетиций, в реальном времени и с чистого листа. Опыт мало помогает: пока к нему сходишь в прошедшее время, пока опознаешь нужное, пока примеришься и прикинешь поправки - уйдут драгоценные мгновения и ситуацию уже не догнать. Обычно в таких случаях подгоняют всё под свою скорость монтажа жизни, вываливаясь из нее вместе со всей приторможенной ситуацией и ее участниками. Из-за этого происходящее справедливо становится искусственным, вынужденным, следовательно, бесплодным. Стрельба в то место, откуда уже улетела птица - странное занятие для охотника, как и щелканье уже ушедшего кадра для фотографа. Нелеп и прыжок вратаря туда, где мяч уже пролетел. Естественная ситуация решает всё, искусственная - ничего.

 Важно и то, что рваность, разорванность жизни и личности - взаимозависимые процессы, не формирующие ничего и никого цельного. Жизнь будет существовать в виде кучи микросюжетов на тему жизни, не связанных между собой, а личность - из аляпистой эклектики мотивов, поступков и умолчаний, в которых никакая кибернетика уже не разберется. Я уже писал - как уродует человека город, школа, ожидание лифта и автобуса. Психодинамику, даже не зная в подробностях, надо ставить на хорошее место и на многое-многое смотреть через неё. Динамика тела и динамика души находятся (наверняка) в очень интересных отношениях, исследования на эту тему в детях мне не известны.

 Живая жизнь не знает клише и шаблонов (сказал я, употребив клише "живая жизнь", как будто есть мертвая) (или - есть?)

 Утром следующего дня на подъеме приходит ко мне Бычик и сообщает:

 - Юр, дождя не было.

 - Не было, - подтверждаю я и слушаю что будет дальше.

 - Мы с Хромиком сходим?

 - В какие края?

 - Пихты надо полить.

 С Бычиком и Хромиком отправился весь лагерь, кроме дежурных. У них работа - не оторваться.

 - Много не лейте, захлебнуться могут, - посоветовал я.

 - Не, - сказал Хромик. - Мы там все их маленькие корешки сохранили, мы только первую целиком выкопали, а все остальные пять - вместе с землей.

 - Там ямки от нас квадратные остались, - говорит Бычик. - Что с ними делать?

 - Завалите грунтом с тропы, там рядом отсеченная полуполка, грунт в отвале.

 - Во, правда же! - радуется Бычик.

 Процессия с двумя котелками, полными воды, отправляется в пихтарник, до него хода минут семь-восемь. Впереди идет собака Нянька. Она всегда всех пересчитывает, чтобы никто не потерялся. Остановится в шаге от тропы, пропустит группу, всех пересчитает, и опять бежит впереди. Я тоже автоматически отсчитываю уходящих.

 Ничего не бывает дурнее, чем "план воспитательной работы". Это такой же апофеоз идиотизма, как "палочная система" правоохранителей или унификация больных в здравоохранении.

 Планирование живого, спонтанного, непредсказуемого обеспечивает покой и достаток чиновникам, но разрушительно сказывается на том, кому они должны вроде бы служить, - на человеке. "Какбычегоневышло" может царить и над всеми творческими, требующими индивидуального подхода профессиями, включая те, где зритель голосует покупкой билета на спектакль, выставку, концерт. Соответствие содержания планов генеральной линии партии обязательно, что обеспечивает через какое-то время очередную перестройку и ускорение, но множество людей успеет умереть и оскотиниться, пока эти благостные времена опять посетят общество и изменят государство. В том, что люди умрут или оскотинятся, есть вред для каждого, в том числе и для тех, кто останется в стороне и даже для тех, кто запрещает всё подряд ради того, чтобы удержаться над обществом и над государством. У запретительской лихорадки вполне звериное мурло, чем и как его ни украшай - оно проступает неминуемо, даже под несколькими слоями политического макияжа. Первобытные дворовые инстинкты никуда не спрячешь, когда они правят и диктуют жизнь. Волк, переодетый бабушкой, остается волком, только ребенок спросит про когти и зубы или возгласит своё мнение о новом платье короля. В планы волка и короля такие разоблачения не входят, и они используют все доступные им средства для надлежащего воспитания красных шапочек и мальчиков в толпе. Пока воспитавшиеся в положенном духе получают свои пряники в виде поездок в какой-нибудь маленький образцовый рай, матери рождают новых нонконформистов со свежим глазом и не замыленными ушами, которые, едва научившись говорить, готовы, как Сережа из одноименной повести Веры Пановой, спросить: Дядя Петя, ты дурак?

 Проигрыш системы регламентов и запретов очевиден. Какой бы репрессивной и карательной она ни была. Другое дело - сколько еще людей умрет и оскотинится пока она существует, неплохо себя чувствует, процветая в планах воспитательной работы.

 Народ очень мешает чиновникам в принципе, но им приходится его терпеть как источник их существования. Дети в артеках напоминают хорошо ухоженную парадную клумбу у входа в высокое присутственное место.

 Мне нечего делать на клумбах и среди ровно подстриженных деревьев и кустов. Я жил в лесу, в нём и останусь. Лес приметен и тем, что не в каждый его уголок доберутся придворные дендрологи приводить в порядок цветы жизни.

 Декоративное детоводство - для телевизора и глянцевых журналов. В жизни оно занимает очень мало места и бывает обычно там, где не бываем мы. Мирок садовых цветов и мир полевых - не сравнимы.

 Чиновникам осталось вывести породу послушных детей, как выводят удобных декоративных комнатных собачек, но Природа не даст им этого сделать. И никакие догхантеры им не помогут, да и прочие титушки не спасут.

 С Победой вас, друзья Природы!

 (2015-2017)

  (с) Юрий Устинов