Прошла зима, и снова наступила весна, мне уже идет семнадцатый год, я уже чувствую себя совсем взрослым.
Вот однажды сидим в отделении, делать нечего и травим баланду на душещипательные темы, вокруг девчонок.
Звонок телефона, дежурный поднимает трубку, кому - то докладывает кто слушает и через паузу отвечает:
- Есть только бригадмильцы, - затем называет наши фамилии, говорит, - слушаюсь, - и кладет трубку.
Немного подумав, глядя на нас, а мы все внимание, как гончие, говорит: - Вот, что берите оружие трое, распишитесь в журнале и идите в НКВД (сейчас КГБ).
Там вам дадут задержанных, доставьте их в тюрьму, будете конвоировать, ясно?
Ребята взяли по Смит - Вессону, я сказал, что у меня свой.
- Ты, Сергей будешь за старшего, идите.
Пришли, и нас впустили в помещение дежурного НКВД, бывшие ГПУ, сказали «ждите», через некоторое время вышел к нам старший лейтенант и спросил кто из нас старший, проверил наше оружие, документы и сказал:
- Сейчас я вам выведу во двор восемь человек, вот пакет, старший распишись, доставите всех в городскую тюрьму.
Как конвоировать, знаете?
- Знаем, ответили мы.
- Тогда еще раз слушайте, старший впереди конвоируемых в пяти, шести метрах двое по бокам, один сзади, все не ближе 4 - 5 метров от колонны.
Оружие в руках, старший свистком предупреждает прохожих. Свисток есть?
- Есть, - ответил я.
- Ну то –то! К заключенным никого не подпускать. Идти только по правой стороне дороги. Вам ясно?
- Так точно, - дружно ответили мы.
- Ну, тогда выходите во двор, сейчас выведут.
Мы во внутреннем дворе, ждем, выводят восемь человек по двое, я оглядел их и пришел в смущение т.к. вижу среди моих этапированных хорошо знакомый мне родственник Витьки Кузиковского.
Мужчина лет 42 - 43, он где то раньше работал бухгалтером и часто бывал у Кузиковских, а мне хорошо знаком, потому что два года тому назад нарвал мне уши за лазанье по чужим огородам, да еще разбил окно в чужом доме, правда, это было случайно.
Знал я его семью : жену и дочь, почти нашу сверстницу, чуть моложе.
Одним словом неловко мне было и чего - то стыдно, что видимся мы при таких обстоятельствах, у меня даже уши загорели.
Но ведь все это было раньше, в детстве, успокаивал я себя.
А, сейчас положение вещей изменилось, и не он меня ведет к родителям, а я его должен вести в тюрьму.
Он стоял, не поднимая глаз, хотя успел узнать меня, вид у него был униженный и опустошенный.
Построились, ребята мои стали на свои места, а я впереди, спиной к воротам.
Обращаюсь к этим людям со следующими словами:
- Предупреждаю, идти, не оглядываясь, руки назад, в сторону не шагать. За самовольный выход из строя, конвойные будут стрелять без предупреждения
А они все стояли, понурив головы. Открыты ворота и мы выходим все в определенном порядке на улицу.
Буквально, через каких ни - будь 20 метров от НКВД, ко мне бросилась жена того человека, а с нею рядом дочь.
Я им говорю:
- Не подходите, нельзя, - а они ничего не хотят понимать и приближаются прямо ко мне.
Рыдая и заливаясь слезами, стали меня просить передать ему продукты. И так мне их стало жалко, прямо тоска какая то напала, я им полушепотом сказал:
- Идите быстрей на Никольский взвоз, мы там пойдем, здесь нельзя.
Они, всхлипывая, обе быстро пошли туда. Мы идем медленно, размеренным шагом, изредка я посвистываю милицейским свистком на пересекающих близко от нас улицу, прохожих, показывая рукой чтобы быстро освободили нам дорогу, отхожу немного в сторону, оглядываю тех кого мы ведем, думаю про себя, кто они такие?
Почему сидели они в НКВД? В чем их вина? Вижу, что все в основном это пожилые люди, как мне казалось тогда ну лет 40 - 50, отцы семей, с ними рядом нет шпаны и урок и все они вдвое, втрое старше любого из нас конвоиров.
Кто они были такие и почему арестованы, я узнал несколько позднее, к этой разгадке послужили случайно брошенные слова одного из дежурных по тюрьме, куда мы доставили их.
И так поднялись до половины Никольского взвоза, я остановил нашу маленькую колонну.
Всем велел сесть на землю, заложив руки за спину, и разрешил этому гражданину выйти из строя, и подойти к жене и дочери.
Конечно с моей стороны это было служебное преступление, да еще и какое, этого я не имел право делать, это было исключено.
Но моральное право самого меня и жалость к несчастью людскому, заставило меня поступиться законом и инструкцией этапирования, хотя я мог иметь и большие неприятности.
Я видел и чувствовал, что это не те люди, не преступники, это обычные граждане таких миллион, в чем же их вина?
Этого, я еще раз говоря, понять не мог. Вижу слезы и рыданье, торопливый шепот жены и дочери, поцелуи и вновь слезы и рыдания.
Но прошло пять минут, больше я задерживаться не мог, так как время этапирования заканчивалось.
- В строй, все пора идти…..
Он встал на свое место, я дал команду всем встать и мы пошли дальше в сторону Тобольской тюрьмы, а его жена и дочь остались на обочине дороги, со слезами и глухими рыданиями.
У меня было муторно на душе, противно было глядеть на самого себя.
Казалось, что все прохожие с презрением смотрят на нас конвоиров.
Мои ребята шли, как положено по инструкции с невозмутимым видом, но тоже не с улыбающимися, а хмурыми лицами.
Только оружье мы все спрятали, а в начале шли со Смит - Вессонами в руках, по лицам своих парней я видел, что и они переживают эту встречу.
Подконвойные наши, медленно шли с заложенными руками назад, не поднимая голов…..
А, вот и конец пути, каторжная Тобольская тюрьма.
Я стучу в железную калитку ворот, открывается окошечко, передаю в него пакет и говорю:
- Примите этап.
Через две, три минуты с лязгом и скрипом железных засовов, открываются ворота и мы в том же порядке входим во внутренний двор Тобольской тюрьмы.
Пока сделали перекличку, пересчитали всех приведенных нами людей, я стоял и думал, глядя на толстые тюремные стены, сколько вы видели?
Кто только не проходил, по вашей дороги? Да!.....
Этап сдан, мы остались одни, так как всех кого мы сопровождали, увели.
Мы зашли в проходную, довольно большую комнату и здесь получая расписку на приведенных нами людей, дежурный сказал:
- На получай бумагу на своих «Золоторей».
Я вначале его словам не придал значение, а потом позднее понял, в чем дело.
Вот нам открыли калитку в воротах, и мы вышли из расположения тюрьмы.
Идем обратно по дороге, я и говорю ребятам:
- Смотрите не вздумайте болтнуть, что мы останавливались, и что разрешил я свидание с семьей этому одному.
Сами знаете, то за это нарушение будет.
- Конечно, конечно, - ответили они, - мы, что маленькие что ли? И нам жалко было, понимаем, как и ты.
Пришли, сдали расписку в получении в НКВД и домой…