Батюшке угодно было за потерянную мною зиму и за продолжительную болезнь сделать мне сильное удовольствие. Он знал мое сердце, мои чувства и дозволил мне проситься в отпуск в Москву, месяца на 4. Это был для меня подарок неоцененный; этим отец мой готовил и матушке радость чрезвычайную. В гвардии отпуски были очень легки, иногда и на год увольняли офицеров. Полк находил в том свои выгоды. Комплектного числа офицеров было слишком много для службы обыкновенной, сверх того всегда были заштатные офицеры, но все на жалованьи. От роспуска их оставалось жалованье в полковой казне, и тем наполнялся экономический капитал, способствующий разным изворотам. Полки всегда были богата и могли выносить некоторую роскошь в мундирах солдатских и прочем. Я попросился на 4 месяца, но старший подполковник Вадковский заупрямился. Младший, граф Брюс, который всегда был с первым в перекорах, настоял в удовлетворении меня, и я получил отпуск по июнь. Эти два генералы наши не могли жить дружно; чего хотел Вадковский, тому противился Брюс, и в таком междоусобии властей каждому легко было достигать своей цели, поставя одного против другого. В половине генваря простился я с батюшкой, заключа с ним условие всякую почту уведомлять его из Москвы о моем провождении времени. Клавер снабдил меня некоторыми наставлениями насчет моей руки, которую надлежало еще лелеять и на которой доныне признаки страдальчества ее очевидны. 16 генваря в ночь полетел я на тройке почтовых в Москву и 19 числа приехал в столицу. При первом взгляде издали на золотые маковки наших церквей, на крест Ивана Великого сердце мое забилось, и я едва усидел в кибитке.
Кто научит меня описать чувства, наполнявшие душу мою, когда я увидел себя в объятиях матери и сестер? Увидеть свою родину есть удовольствие неописанное. Матушка, сестры, люди, домашние, все плакали от радости, видя меня паки в родительском доме, в новом чине, в новом совсем положении; я сам делил общие слезы, но они текли от восторга и не могли быть вредны. В Москве я живал сердечною жизнию, хотя в ребячестве, но я наслаждался некоторыми общими забавами. В Петербурге я был очарован, это правда, великолепием города, богатством вельмож, убранством стен их, но с людьми я нисколько не сблизился. Болезнь моя препятствовала мне сделать приятельские связи. Петербург для меня был еще иностранный город, а Москва -- родина! Какое важное преимущество! Тут я родился, вырос, воспитался и жить начал. Где тот пасынок природы, который не обрадуется, войдя в свою хижину, не улыбнется, увидя родных, кровных, даже стены жилища прежнего? После первых движений радости я учредил свой новый род жизни. Уже я был не ребенок, уже не ходил за мною по пятам дядька мой Степан, и мне предоставлена была полная свобода в выездах. Офицер гвардии в Москве значил много, и я всеми его преимуществами желал воспользоваться.
Все время отпуска моего прошло благоприятно. Я всюды ездил и ни одного не пропускал публичного увеселения. Более всех прочих нравился мне клоб. Каждый вторник в нем были балы, я не пропускал ни одного, приезжал всегда первый, уезжал последний. Здесь я приобрел тот вкус к рассеянной жизни, который доныне обладает мною. Любил всечасно быть с людьми, особенно по вечерам. С утра я бывал всегда занят дома. Я имел врожденную охоту к упражнениям словесных наук и, хотя не имел уже учителей, не хаживал в школу, однако занимался дома один, читал наиболее философические книги, писал стишки, но не смея еще их никому показывать, и в надежде, что италиянский язык не будет мне стоить никакого труда, потому что я знал латинский и французский, принял учителя по часам. Но, поучась у него месяца три, не перенял даже простого разговора и не умею ни слова молвить по-италиянски. О Метастазиях и Тассах говорить нечего, я никогда не достиг до разумения сих изящных авторов. Дивлюсь доныне, как я мог так тупо успевать в италиянской грамоте, зная совершенно два другие наречии, из коих этот выкроен. Но, может быть, большое на сие влияние имела сторонняя причина, которая скоро объяснится и от которой родилось во мне желание учиться по-италиянски. Я платил только за уроки, а путем не заимствовал из них ничего.
Свободное копирование
