13 февраля.
Приезжал из Новосибирска кандидат медицинских наук Симон Петрович Шурин. Мы познакомились с ним в Новосибирске, когда я два года назад собирал материал о филиале АМН. С Симона Петровича только бы и писать портрет русского купца: плечист, крепок, лобаст. Все в нем прежде всего широкое: борода, плечи, кисти рук. Впрочем, он и умом не обделен, мыслит интересно и с размахом: занимался патологией, вирусологией, а ныне заведует лабораторией биофизики. Наиболее значительные идеи, которыми бахвалится президент Сибирского филиала АМН академик Казначеев, идут из лаборатории Шурина. Его привело ко мне желание поговорить со свежим человеком о своих идеях, о тех мыслях, которые не каждому выскажешь у себя в провинции. Одна научная его идея (о ней позже) показалась мне очень интересной, и я посоветовал ему написать о ней статью в «Знание — сила» с тем, чтобы я проредактировал ее. Интересны и его рассказы об Академгородке в Новосибирске.
Создавать городок начали в 1957 году по образу и подобию американских университетских городов. Шурин проработал там 8 лет, и до сих пор в городке у него много друзей. Городок сначала стал местом взрыва научного творчества. Первые десять лет там поистине делали науку. Но в последние 7-8 лет творческий потенциал резко упал, и городок превратился в место, где, по словам Шурина, как и везде «клепают диссертации». И хорошие, и плохие, и совсем негодные диссертации проходят через ученые советы без труда. «Своих» заваливать нельзя. Шурин считает, что погубила Академгородок атмосфера однообразия одних и тех же интересов, разговоров, обстановка «коммунальной кухни», где все всех знают, где все всех вынуждены видеть и днем, и вечером, и утром. Все зависят от всех, все всем надоели, все всех боятся. Эта застойная атмосфера породила равнодушие к науке. Однообразие зрительных и духовных впечатлений видится во всем. На улицах не встретишь, как 10-15-20 лет назад, людей, живо обсуждающих друг с другом научные проблемы, спорящих о математике, биологии, геологии в сквере на лавочке. Люди спешат юркнуть в свою нору-квартиру. Чем занимается кандидат или доктор у себя дома? Шурин рассказывает о зав.лаб., физике лет 40-42, который может часами смотреть телевизор, лежа на тахте или ходить без цели на лыжах. Домашнее общение между учеными ныне тоже изменилось. Когда-то Городок был центром духовной жизни. Но с тех пор как в 1968 г. были закрыты клубы («по интересам» и др.) и разогнаны группы любителей кино, книг, стихов, музыки, главным двигателем «духовного прогресса» стали водка и коньяк. Без них не обходится ни одна встреча. В домашней обстановке люди не беседуют, не обмениваются мнениями, они утеряли способность слушать, связно рассказывать. Зато появился и развился тип одинокого пьяницы. Местные социологи считают, что не менее 35% мужчин и женщин Новосибирского городка — постоянно пьют, а многие — ежедневно. Друг Шурина, доктор геологических наук, считает, что в Академгородке не может быть ни настоящей дружбы, ни настоящей любви. И, действительно, адюльтеры, вызванные скукой, стали бытом поселка ученых. И мужчины, и женщины бравируют своими постельными похождениями, «свобода нравов» считается хорошим тоном.
Наиболее яркие, творческие люди их новосибирского Академгородка уехали. У власти в институтах и в общеакадемическом руководстве оказались жесткие дельцы, хваткие политики, для которых наука — только средство сделать карьеру.