authors

1584
 

events

221701
Registration Forgot your password?
Memuarist » Members » Mark_Popovsky » Семидесятые. Записки максималиста - 511

Семидесятые. Записки максималиста - 511

31.12.1975
Москва, Московская, Россия

31 декабря.

 

Как определить этот год целиком, коротко? ГОД РВУЩИХСЯ НИТЕЙ — назову его. И еще — Год безответных писем.

Нити рвались с обеих сторон. Уезжали друзья — Кононовы, Лиля-два, уезжали просто хорошие люди. Мы перестали почти читать газеты. Не интересно, пусто. Начали заниматься английским. Сузился круг знакомств и дел. Я перестал хлопотать о будущих издательских договорах. Мы ощутили, что тут нам оставаться больше не хочется. Правда, и куда-то туда, на старость глядя, ехать не тянет. Но внутренне, в душе мы — готовы, дозрели. Да и родственные нити ослабели за последнее время. Сыну Косте — 25, взрослый, Ляля (дочь жены от первого брака) — замужем. Мама Люба сильно разрушилась духовно и физически. Дни ее, очевидно, сочтены. С отцом и матерью меня давно уже ничего почти не связывает. В последний год мы с отцом не встречались. С Анютой, дочерью, очевидно, тоже нам уже не наладить отношений. Деньги ей даю, а большего ей пока от отца не надобно. Сказала мне в последний раз, что встречаться со мной не хочет. Бог с ней.

 

Второе наименование у 1975 года — год неотвеченных писем. О чем только я не писал! Писал в медуправление МВД о болезни Буковского. В ответ — фальшивка. Вел четырехмесячную переписку с ЦК Эстонии о разгромленной лаборатории социологии Юло Вооглайда — все кончилось ничем — ложь, пустота. Писал редакции «Новый мир» о своем очерке, который лежит у них два года без ответа. Опять — без ответа. Писал министру связи СССР о том, что пропадают письма, о том, что из-за границы письма приходят через три недели. Ответа не получил. Последний пакет от Кононовых из Нью-Йорка и письмо от Кэт (Западный Берлин) — снова на 21-й день! Лиля зовет мою переписку донкихотством. Я рекомендую ей, показ не поздно, выходить замуж за Санчо-Панса.

 

Последнее в этом году письмо писал сегодня целый день. Свет-Молдавскому (запись от 23.12 с.г.) Боже мой, что сделалось с нашим мужественным, с нашим светлым героем, когда он узнал от жены и сотрудников про фильм о себе. Как он испугался! Какое жалкое, ничтожное письмо прислал сценаристу! Ах, несчастный, ах, советский! И жить-то самому осталось — всего ничего, а он в трепете вопрошает: как же так — в фильме директора института Блохина — не упомянули? Ах, боль моя, российская интеллигентная шваль, как ты мне остоебенила! Когда же я из этого сортира выберусь, наконец? Когда вышвырну на помойку все мои иллюзии об отечественной научной братии?! Ведь — говно, бляди, вонючки, никого нет, пустыня. Вот, слава Богу, и еще один обрыв нитки проклятой…

 

Но зачем же я пишу тогда Свет-Молдавскому? Зачем трачу силы, время, нервы? Ведь и так все ясно.… Нет, не могу.… Пишу, пишу, пишу.… Хотя доподлинно знаю — не будет мне ответа. Да он и не нужен мне, ответ на мои письма. Я его знаю заранее. Я все уже знаю про эту страну и про этот народ, народ холопов и кнутобойцев. Вырвать его из себя, из груди, из мозга! Но как вырвешь, если сам из них, из их банды?.. Бежать, бежать! Хотя убегу ли от себя?

 

И остается только один близкий, действительно близкий мне человек — Юлия Самуиловна. Мы с годами — все ближе. Я нужен ей, она — мне. Она последняя реальная нить, связывающая меня с этой землей. Взять бы ее с собой — и будь оно тут все проклято…

 

Что же написал профессор Г.Я.Свет-Молдавский кинематографисту Леониду Гуревичу?

 

«Возражения из-за непредоставления сценария и не ознакомления меня с фильмом «Спешите делать добро» и включения в него медицинских процедур»

 

Уважаемый Леонид Абрамович!

 

Несмотря на Ваши многочисленные обещания, я не видел и не визировал сценария фильма. Не знаком с ним директор онкологического научного центра академик Н.Н.Блохин. Тот сырой вариант фильма, который видели вчера 22.12.1975 моя жена и двое сотрудников, показывает, что в него трижды включены лечебные процедуры на машинах лейкофореза, тексты размышлений о болезни с полным медицинским анализом и медицинские реплики. Против всего этого мы с самого начала категорически протестовали и протестуем. Эти разделы антинаучны, вредны для нашего здравоохранения и создают ложные представления о современном лечении лейкозов. С другой стороны, эти разделы не могут включаться и по этическим соображениям (директор института Блохин был против такого метода лечения Свет-Молдавского — М.П.). В фильме мне приписан ряд искаженных реплик и мыслей. (В фильме звучит только голос Свет-Молдавского, записанный на пленку — М.П.). В фильм должен быть введен максимум нормальной научной работы лаборатории, лекционного материала и т.д., чтобы было ясно, над чем работает лаборатория. Все записанные реплики и сценарий должны быть незамедлительно даны мне для тщательной выверки, и сценарий должен быть согласован с Дирекцией онкологического научного центра и со мной. В титрах пропущено даже то, что директором онкологического научного центра является академик Н.Н.Блохин.

 

23.12.75, профессор Г.Я.Свет-Молдавский

 

Все это было послано в пакете с сургучной печатью и ценностью три рубля.

 

Надо пояснить только, что у Лени Гуревича никакого сценария никогда не было. Фильм снимался несколько недель без сценария, так же как и беседы с профессором записывались без предварительной подготовки. Испугался профессор, самым вульгарным образом наложил в штаны. Надо бы плюнуть ему в морду, а я ему корректное письмо.

 

[далее — копия письма М.А.Поповского профессору Г.Я.Свет-Молдавскому]

 

Профессору Г.Я.Свет-Молдавскому, 31.12.1975 г.

 

Глубокоуважаемый Георгий Яковлевич!

 

Мы с Вами не встречались, но мне кажется, что мы достаточно знакомы, чтобы я мог послать Вам это личное письмо. Вы читали мою книгу о Войно-Ясенецком, я много слышал о Вас от моего друга Леонида Гуревича, а потом посмотрел фильм-портрет, из которого мог многое почерпнуть о Вас. Фильм взволновал меня и вызвал неподдельную симпатию к Вам. Я даже позавидовал «находке» Бакрадзе и Гуревича. Всю свою литературную жизнь я уклонялся от того, чтобы писать об ученых-москвичах. Слишком сильно разит от столичной институтской публики цинизмом, страстью к деньгам, чинам, к академическим креслам. И вдруг, Вы — крупный ученый, подлинный интеллигент, человек мужества и чести. Главное — чести, ибо проблема нравственности человека в науке стала для меня в последние годы главной. Оставив биографии, я даже написал публицистическую книгу »Зачем ученому совесть?». Написать такую книгу заставило меня тягостное зрелище современных научных коллективов: стремительное падение нравственности среди ученой публики, исчезновение л и ч н о с т и среди руководителей науки, снижение качества научного продукта. После фильма «Спешите делать добро», я решил что при первой возможности познакомлюсь с Вами и напишу Ваш литературный портрет, пополнив галерею, куда входят Владимир Хавкин, Николай Вавилов и Валентин Войно-Ясенецкий (арх.Лука).

 

Итак, я ждал свидания с Вами, когда Леонид Абрамович показал мне Ваше ц е н н о е письмо. Мой друг был растерян и потрясен этим документом. Человек искренний и талантливый, он вложил в свой фильм большое чувство и большой труд. Он работал с увлечением. И вот ваше письмо.… Не о судьбе картины говорил мой друг (она при любых обстоятельствах выйдет на экран) и не о гонораре он помышлял (ему одинаково заплатят и за хороший и за испорченный фильм). Он сокрушался о том, что обманулся в Вас. Как художник, он огорчался распадом образа, который еще недавно казался ему нерушимым. И впрямь было трудно, почти невозможно совместить того Свет-Молдавского, который шутит и читает Бунина и Гумилева во время лейкофореза и того, который несколько дней спустя в трехрублевом пакете с сургучной печатью отправляет художнику-кинематографисту бумагу достойную пера председателя ЖЭКа.

 

Увы, ситуация эта не была для меня новой. Я десять лет собирал материалы о гибели Николая Ивановича Вавилова. Когда я прочитал следственное дело его, я увидел, что великий биолог погиб совсем не случайно и не только в результате бериевско-сталинского произвола. Вавилов исповедовал и доныне широко распространенный символ веры, который сводится к тому, что успех науки, процветание лаборатории, возможность вести научную работу превыше всего и в том числе превыше нравственных принципов руководителя этой лаборатории. Ради сохранения и процветания своих лабораторий и институтов Николай Вавилов совершил (остались документы) ряд достойных сожаления этических уступок. В частности, он выращивал и поднимал своего будущего убийцу Лысенко в надежде откупиться от сталинской машины уничтожения. Так что, как бы ни страшна была эта машина, Вавилов свою могилу выкопал сам, выкопал серией уступок, попытками откупиться. Игра с дьяволом, в надежде, что уступив в малом, мы отыграем главное, всегда обречена на проигрыш, прежде всего оттого, что ГЛАВНОЕ-ТО В ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СОВСЕМ НЕ НАУКА, А НРАВСТВЕННОСТЬ.

 

Вы, профессор, боитесь гнева академика, который может обидеться, что о Вас снят фильм, а он даже не упомянут в титрах. Вы униженно пританцовываете перед человеком, который заведует наукой, в то время как Вы творите ее. Чтобы поладить как-нибудь с чиновником, Вы оскорбляете художника, того, кто стремится силой искусства сохранить во времени Ваш облик, Ваш голос, Ваши мысли и чувства. Подумайте, Георгий Яковлевич, этого ли Вы хотели? В конце концов, не в письме даже дело. Пакет с сургучной печатью — только случай, только повод, один из тех искусов, с помощью которых Бог и Дьявол в нашей душе испытывают нас на прочность, на верность идеалам.

 

Я задумался и о другом: отчего Вы так великолепно противостоите подлинной опасности и оказываетесь слабым перед лицом артефактов? Откуда у Вас, человека мужественного, этот трепет перед чиновником? Русские интеллигенты всегда страдали комплексом неполноценности. У Вавилова этот комплекс имел классовое происхождение (20-30-е годы!). Простите за вторжение в область интимного, но мне кажется, что и Вас не миновало чувство своей неполноценности. Отсюда униженность, отсюда смещение пропорций в окружающем мире. Полтораста лет назад декабрист Н.Тургенев говорил: «Чувства чистой совести достаточно для смерти. Чувство нравственного достоинства необходимо для жизни». Я не сомневаюсь, профессор, что совесть у Вас чиста, но, к сожалению, достоинство Ваше подорвано, и нет никого в мире, кроме Вас самого, кто смог бы восстановить Ваше нравственное здоровье.

 

Распрямитесь же, профессор, дайте нам, Вашим современникам возможность уважать Вас. Не отнимайте у нас надежду на то, что достойные люди еще не совсем перевелись на Руси, оставьте нам веру в то, что в своих лучших представителях российская интеллигенция еще жива.

 

Это мое Вам Новогоднее пожелание. Право же, оно вполне осуществимо…

 

Марк Поповский.

 

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИТОГИ ГОДА

1) Написал последние две главы «Биографии Вл.Луки», VII и VIII (250 стр.)

 

2) Для будущей (а будет ли?) книги «По следам сенсаций» написал две главы (примерно 120 стр.)

 

3) Опубликовано за 1975 год:

 

а) Статья «Писатель и НТР» — Детская литература №1

 

б) Очерк о Хаджинове — Дружба народов №4

 

в) Очерк о Щибре — Сельская Новь №6

 

г) Статья «Легко ли стать ученым?» — Уральский следопыт №8

 

Вышел в свет исторический роман «Побежденное время» — Политиздат, 1975.

 

Рукопись книги «Честь ученого» по-прежнему «варится» (третий год!) в издательстве «Знание».

 

Рукопись «В начале было Дело» в производстве в издательстве «Советский писатель» — пятый год!

 

ПРОЩАЙ 75-й!

 

ВСЁ!

26.06.2023 в 22:01

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright Свободное копирование
Любое использование материалов данного сайта приветствуется. Наши источники - общедоступные ресурсы, а также семейные архивы авторов. Мы считаем, что эти сведения должны быть свободными для чтения и распространения без ограничений. Это честная история от очевидцев, которую надо знать, сохранять и передавать следующим поколениям.
© 2011-2025, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Legal information
Terms of Advertising
We are in socials: