17 июня.
В Москве ожидала меня телеграмма о смерти 7 июня в Риге Соломона Ааароновича Гиллера, о его болезни — рак в 59 лет свалил его в могилу. Я писал о Гиллере несколько раз, начиная с 1961 года. Это был человек, от природы очень одаренный, хороший химик, талантливый организатор науки, он создал в Риге отличный институт органического синтеза. Его лекарства продавались на международном рынке, в то время как страна почти все свои лекарственные препараты покупает за рубежом. Он умел быстро и успешно организовывать производство того, что уже освоено на Западе. Много читал, знал иностранные языки, ездил по всему свету и все расширял и расширял свой институт…
И хотя об умершем не принято говорить дурного, вспоминая Гиллера, я всегда одновременно помню и о том, что это был на редкость беспринципный, лживый и трусливый человек. Еврей, он всегда чувствовал себя второсортным в родной стране и, с одной стороны, вечно страшился, что его лишат возможности работать, а с другой, все время ради самоутверждения добивался все новых и новых успехов. Его подписи красовались под самыми дурнопахнущими «письмами общественности» и в том числе под откровенно антисемитскими документами, публиковавшимися в газетах. Он всех боялся, всем все обещал и, не имея возможности выполнить обещания, лгал, изворачивался, скрывался. Мне неоднократно приходилось быть жертвой его вранья: то он не придет беседовать, когда я жду его, то обманет и не ответит на письмо и т.д. и т.п.
Откровенно говоря, он вызывал во мне жалость и раздражение. Я неоднократно говорил ему о его непотребном общественном поведении. «Ну что я могу сделать…», — стенал этот крупный, толстый господин, одетый всегда с подчеркнутой роскошью выскочки-провинциала. В конце концов, латышские власти увидели в Гиллере «полезного еврея» и принялись осыпать его почестями, но он все равно боялся, боялся весь свой век. Думаю, что и рак его — следствие этого многолетнего, бесконечного страха и верчения. Соломон Гиллер, с его партийным билетом и званиями — такая же жертва эпохи, как и Сергей Вавилов.
Президент АН СССР в своей золотой клетке в Нескушном дворце оставался таким же узником, как и его брат, Николай в камере смертников Саратовской тюрьмы. Власти подкармливают своих холуев от науки, техники и искусства и, в то же время не дают им забывать, что они — только холуи. Академики и писатели, артисты и художники со всесоюзными именами всегда пребывают под тайным гретом страха и неуверенности. В 1942 году Соломон Гиллер предложил Сталину сделать атомную бомбу (я видел у него отказ: мудрецы из Генерального Штаба ответили, что такая бомба — нереальна); в 1948-ом он освоил выпуск ПАСК’а, а позднее создал отличный НИИ, на который опиралось много лет наше фармпроизводство. И при всем том академик Гиллер прожил жизнь униженную, тревожную, полную опасений. Об этом никто не сказал, конечно, у его гроба. И я, увы, не мог сказать об этом в своих книгах, со страниц которых смотрит на читателя благополучный, процветающий технократ, у которого на уме нет ничего кроме науки и славы Отечества.