22 декабря.
Поселился в Доме творчества Голицыно. Опять этот старенький дом, тишина, скрипучая мебель и табльдоты за круглым столом, когда никто никого не слушает и кажется, что десять человек играют пьесу Ионеско. Заканчиваю очерк, который назвал «Этот неудачливый Щибря». Кандидат сельскохозяйственных наук Неон Амвросьевич Щибря — давний мой знакомец, один из многочисленных вавиловских учеников, который помогал мне собирать материал о Николае Ивановиче. Селекционер, он почти сорок лет прожил на опытной станции под Майкопом. Тихий, трудовой, деревенский ученый, он сидел во время войны в гестапо, потом девять лет в советских лагерях («за сотрудничество с немцами»), потом перед ним извинились. Последние пятнадцать лет он пытается внедрить свою идею о посадках на юге раннего картофеля с вывозом его на Север, но никто его не слушает. Он попытался решать проблему собственными силами, надорвался и его разбил паралич. Отказали ноги и правая рука. Он лежит в постели и единственно еще функционирующей левой рукой печатает на машинке письма в «инстанции»: пропагандирует их за посадки раннего летнего картофеля для населения. Результат его писем и статей нулевой. На 15 экземпляров его разосланного везде меморандума о южном картофеле ему ответили два чиновника и оба ничего не сделали из того, что обещали сделать.
Я навестил Щибрю нынешним летом в Краснодаре в квартире его дочери. Русские люди не часто бывают одержимыми. Но этот — чистый протопоп Аввакум. Сыплет примерами из зарубежной картофелеводческой практики, махает своей единственной рукой и взывает — помогите! Как будто в этом мире нет других проблем кроме проблемы раннего южного картофеля. Ситуация типично советская: то, то во всем мире делается само собой, потому что есть спрос и есть предложение, у нас превращается в Голгофу для несчастного селекционера, в поток писем, которые некому читать и на которые некому отвечать. Я попытался описать жизнь этого страдальца насколько это вообще возможно в наших условиях. Написал печатный лист. Использовал его письма ко мне и письма чиновников к нему и цитаты из ученых трудов и его мемуары, которые он написал по моей просьбе. Жаль, что не удалось при этом использовать два наиболее выразительных факта. Когда, охваченный жаждой облагодетельствовать северных потребителей ранней южной картошкой Щибря отправился в Москву и Ленинград, он стучался в министерства, тресты ресторанов, тресты Мосплодовощ и Ленплодовощ и другие, его просто никто не понимал. Чиновникам казался странным человек, который хочет усложнить им жизнь: зачем же везти с юга ранний картофель, когда на севере страны достаточно старого перезимовавшего? Невкусно? Недиетично? Но у нас тут не США, где уже в январе из Калифорнии в Нью-Йорк везут раннюю картошку. И, тем не менее, Щибря все же разыскал учреждение, которое повторяло все то, что делают в Соединенных Штатах. Только размах у этого учреждения оказался другой. Именуется это ведомство спецснаб. Сия скромная контора печется о том, чтобы стол кремлевских властителей не скудел круглый год, несмотря ни на чуму, голод и войну. И вот зам.начальника спецснаба Ковалев, разоткровенничавшись поведал селекционеру, что их, деятелей спецснаба, ранний картофель (июньский) с Северного Кавказа не интересует, потому что они получают его еще в марте из Египта, а в мае-июне из Болгарии по 30 копеек золотом за килограмм. Так-то…
А бедный Щибря беспокоит еще своими дурацкими проектами товарищей Косыгина и Брежнева! Да зачем им думать о таких пустяках, когда их стол ломится от явств, которые Спецснаб везет им со всего света?...
Не вошел в мой очерк еще один эпизод, который Щибря описал в письме ко мне от 19.4.74. В том Отрадненском районе Краснодарского края, где селекционер провел полжизни, по словам начальника районного управления сельского хозяйства, колхозники запахали 500 гектаров готового к уборке картофели. Причина: осенние непогоды, нехватка рабочих рук. Конечно, этот запаханный картофель внесен во все отчеты как убранный. Щибря пишет: «Я прожил уже 76 лет, захватил значительный отрезок «старого времени», но не припомню такого случая, чтобы земледелец посадил или посеял какую-нибудь культуру, а затем не убрал урожая. Да вероятно прежде и не было таких случаев. Иначе они выглядели бы величайшим кощунством и грехом»