2 ноября.
Приходил Юрий Петрович Алтухов, доктор наук, генетик, красивый, изящный мужчина под сорок. О нем, о его очень интересных исследованиях в области популяционной генетики, о его скверном характере и нигилизме наслышан я был во Владивостоке. Приглашал его еще летом, но он был в экспедициях. Я сделал все, чтобы обольстить этого явно талантливого и явно мыслящего ученого, чтобы упросить его мне позировать. Увы, он отказался. Сказал сначала, что перестал бы уважать себя, если бы прочитал очерк о себе в журнале или книге. Считает, что правды современный литератор написать не может, да и разобраться в ценности современника бывает трудно. Но чем больше мы беседовали (разговор продолжался два с половиной часа), тем яснее становилось для меня, что не то беспокоит Ю.П. как я о нем напишу. Открылась его философская настроенность, вытекающая из открытий в области генетики. Он видит неизбежную гибельность того индустриального, потребительского темпа, в котором живет современный человек. Он видит, что мир летит в тар-тарары, теша себя мифами и надеждами. Очевидно, Алтухов собирается открыть миру страшную правду. Но для этого ему нужно довести до конца какие-то свои исследования по генетике человека. Эти свои идеи он пока бережет в секрете, боится, что мой очерк обнажит суть его взглядов раньше, чем он сумеет укрепить свои позиции. Крушение нравственных принципов видится ему процессом глобальным, и он понимает, что именно это крушение — главная беда нашей эпохи. Все мои попытки предложить себя как пропагандиста его общественно-научных взглядов (которые, в общем-то, мне близки) он с улыбкой отмел. Очевидно, честолюбив и жаждет открыть миру глаза собственными силами. В этой надежде — вся молодая незрелость Юрия Петровича. Кто только и когда только не открывал людям глаза на самые роковые ошибки и опасности человечества. А кто прислушался? Кто остановился? Кто запомнил?
Мы расстались дружелюбно (он даже подарил свою первую книгу, попросил почитать моего «Вавилова»), но эта встреча горька: в кои-то веки встретил я человека, который мне понравился и нужен для литературной работы — и вот, фиаско. Думаю, что как философ Алтухов страдает одной из разновидностей современного рационализма. Он верит, в частности, в то, что организация, институция должны лежать в основе счастливого (или, во всяком случае, рационального) общества, что такая организация возможна. То, что творится у нас сейчас ему явно не по нутру, но идеалы ищет он в личностях типа Петра I. Петр представляется ему человеком, который ввел в жизнь России элемент науки, научного подхода, Петр — технократ. И это — благо. Ах, эти мне технократические идеалы! Сделать жизнь по науке? А на чорта она нужна такая жизнь?
И все же я почувствовал в этом парне истинный энтузиазм, духовность (любит Платона, Достоевского) и какую-то природную культуру. Молодые доктора наук в его возрасте Платоном не увлекаются. При этом и узость его видна без микроскопа: современной литературы не знает и не любит, искусству в его жизни вообще места нет. Боюсь, что и историю своего отечества понимает Ю.П. скверно: когда заговорили о Лысенко и лысенковщине, Ю.П. высказался за то, что «реванша» над лысенковщиной не надо, а надо просто хорошо и серьезно поработать. Опять эта панацея людей ничего не помнящих и ничего помнить не желающих — «Работать! Работать! Труд нас спасет…» А кто пожнет плоды труда? Разобраться в этом у молодых, преуспевающих докторов наук не хватает ни опыта, ни интеллигентности. Кстати, вчера в газете было объявлено: среди прочих в члены-корреспонденты АН СССР выдвинут Ю.П. Алтухов. Боюсь, что если Юрий Петрович станет академиком раньше, чем спасет мир, то после избрания он не спасет даже и самого себя.
Мне кажется, что требуя от человека абсолютной нравственности, Бог проявляет непонимание человеческой породы. Так ведь и мы, взрослые, не понимаем своих детей. Мы не принимаем их лени, тщеславия, себялюбия, равнодушия к близким, безответственности. Мы стыдим их, обличаем, грозим. Но ведь от этого дети наши не перестают быть тем, чем были дети всех времен, чем останемся и мы сами: существами слабыми, готовыми продать за сиюминутную похлебку не только свое первородство, но и самих себя. Эта мысль не отвращает меня от Бога, но даже приближает к нему. Я вдруг начал понимать Бердяева, который в «Смысле истории» писал, что Бог сотворил человека, тоскуя по сыновней любви. Для этой свободной сыновней любви он и дал людям свободу воли, каковой человек воспользовался, чтобы покинуть, оттолкнуть своего творца. Тоскующий, обиженный Бог, где-то в бездонных глубинах Космоса ожидающий возращения блудного сына и наше серое блеющее стадо, озабоченное дешевыми побрякушкам повседневности — вот главная трагедия мира сего.
Свободное копирование
