6 июня.
Дождь, морось, ливень, дождь. И так вот уже десять дней — все время, пока я живу во Владивостоке. Влажна одежда, отсырела мысль. Ощущение подавленности, усталости не покидает меня. Я набряк от воды небесной и словесной, которую извергают на меня интервьюируемые. Как бы поскорее выбраться на сухое место!
Когда о. Александр Мень объяснил мне в свое время, что между наукой и верой нет, собственно, никаких противоречий, я был очень обрадован. Но скитания по научным центрам, городкам, институтам постепенно приводит к мысли о противоречии куда более существенном. Подавляющая часть моих собеседников, со степенями и без оных, пытается заместить научными знаниями все сферы духовной деятельности. Наука представляется им сферой, заменяющей и совесть, и общую культуру, и интеллигентность. Когда-то писали о науке — служанке богословия, теперь в обиходе молодого (и не очень молодого) научного сотрудника наука — «прислуга за всё». Как это ни парадоксально звучит, в таком своем качестве она становится разрушителем духовного мира ученого. Эта ситуация напоминает питание витаминной диетой: брюхо набито доверху, а организм на пороге распада. Вера в то, что научные занятия есть полноценный душевный и духовный заменитель, превратилась в опиум для миллиона моих сограждан. Вот оно как обернулась знаменитая фразочка Карла Маркса насчет опиума для народа! Бездуховная наука в личном и общественном плане — страшней безнаучной веры.
Свободное копирование
