17 мая.
Сегодня спрашивал у сотрудников института, почему было так мало вопросов после моего выступления, и никто не принял предложения о дискуссии. Ответы очень разнообразные. Рядчиков считает, что я слишком прямо, категорично высказываю свои суждения о научной нравственности (похоже, что он считает меня ригористом). Ему вопрос о поведении ученого в коллективе кажется «более сложным». Впрочем, он слышал от нескольких сотрудников, что им понравилась смелость докладчика. Эмиля Исаевна Вахрушева заявила мне, что мое выступление ее не удовлетворило. Вот если бы я призвал людей к труду, показал хорошие, положительные примеры, — тогда другое дело. «Мы все слишком большие оптимисты, чтобы принять вашу точку зрения, — говорит она. — Всё слишком мрачно у вас получается. А мы считаем, что в борьбе с неправдой надо как можно лучше работать». («Буду работать еще больше», — сказал [нрзб.] «Ферма животных») Никто, однако, не мог мне толком объяснить, почему же докладчику не возразили ни те, кто его взгляды не разделяют, ни те, кто разделяют. Только два молодых сотрудника Чумак М.В. и Щербак откровенно мне признались, что слушателей удержал от дискуссии страх перед начальством. Здесь не любят, когда ученые высказываются слишком откровенно и самостоятельно. Вот они и не высказываются вообще.
Свободное копирование
