"По соединении всех войск, велено мне с полками своими идти вперед, по тропинке очень узкой, по косогору проложенной. Я выступил при наступлении ночи. В самое то время пошел снег, и довольно сделалось холодно. Дорожка очень осклизла, отчего, осклизаясь, лошади многие упали вниз, в пропасти, и все там убивались в смерть. Казаки, от сожаления о своих лошадях, с которыми они теряли и седла и все, что имели запасного платья, сокрушенно терзались и некоторые в голос рыдали. А сам я стал чувствовать себя чрезвычайно больным; лошадь мою не могли весть за мною, и я всех ближних ко мне, как собственных моих людей, так и казаков, потерял из виду. Болезнию до того был доведен, что как бы (находился) в забытьи. На одной малой равнине, своротя в сторону, я сел, ища глазами тихого места, дабы укрыться от ветра и стужи".
"В сем положении увидел меня казак, представил свою лошадь, как очень смирную, чтобы я, взявшись за хвост оной, шел далее, в чем я и послушался его. Взобравшись на хребет горы, я сел на оную лошадь и поехал далее искать передних своих, от которых далеко я отстал. Я нашел, что все передние, собравшись в кучу, стояли и почти все плакались на участь свою: надо было спускаться с превысокой горы, а не могли найти для сего удобного места; все же, отважившиеся испытать, скатились вниз и уже не возвращались, в том числе был и полковник Греков. Ночь была очень темная, да к тому же при большом холоде дула и большая метель. Несколько молодых офицеров из пехоты зашли сюда с самыми передними; пленные французы, которые весьма легко были одеты, еще больше страдали и умирающим голосом вопили. Видя сие, я долго затруднялся, как бы участь нашу улутчить. Все розыскания найти какую-нибудь возможность сойти с горы - остались тщетны".
"Тогда я приказал связать лошадей одну к другой головами плотно и составить из них круг, в середину которого поместил людей, слабейших в средину, и так пробыли мы до света, чем и себе много помог. Да и тут, ежели бы мой человек не запасся шубою и одеялом, то бы я не вынес. В сем положении до рассвета мы оставались, и ни одного из Россиян не умерло, кроме того, что некоторые поморозили члены, а из французов, сколько помню, умерло три человека. И когда развиднело уже, долго не находили мы возможности спуститься с горы; но наконец нашли от ручья болотистое место, и не замерзлое, а как грязь не весьма топкая была, то только способствовала лошадям, хотя с нуждою, сходить".
"Спустясь в долину, мы отдохнули, да и сделалось тепло, но теплота испортила более тропинку, а надо было проходить весьма тесное место, которое, упавшим с горы превеличайшим камнем, сделалось почти непроходимым, ибо кто оскользнется, тот и упадет вниз дефиле, глубины чрезвычайной. Особо опасно было для лошадей, из десяти которых падало три и более, и все убивались. Сие место я с крайнею нуждою, по болезни своей, прошел, и когда увидел ровное место, что можно ехать на лошади, то, севши на одну казачью лошадь, потому что своей не нашел, поскакал с тем воображением, чтобы найти домик и там дожидать уже смерти. Увидев маленькое селение, я столько обрадовался, что не знаю, бывал ли я когда в таком утешении, и в первый двор въехал; вошел во двор и встретившегося старика спросил: могу ли я найти место, где лечь и чем укрыться?"..
"В сей момент отворяются в боку другие двери, выходит человек и говорит ко мне чистым французским языком, с тоном знакомого. Я не угадываю его. Тогда он мне сказал, что он тот французский генерал, которого при Мутентале я взял в плен; притом сказал, что он видит меня больного и готов сделать помощь; что у него приготовлен хороший горячий суп, и советовал мне его напиться. Я это сделал и, по его же попечению лег в хорошую постель, укутавшись теплым одеялом, отчего, когда я проснулся, нашел себя несколько спотевшим. Тут мои люди нашли меня, и я, севши на свою уже лошадь, доехал до одного хорошего городка без всякого припадка, кроме того, что все оставался очень больным. Я сыскал искусного лекаря, который весьма мое здоровье улучшил, так, что без нужды я мог сносить марши. Притом сей лекарь уверил меня, что без помощи и благодеяния препочтеннейшего моего пленника (французского генерала) едва ли бы я доехал до его рук; за что всегда благодарю я его превосходительство, моего пленника, и считаю его моим от напрасной смерти избавителем".
Казачьи полки вообще деятельно участвовали во всем трудном движении войск Суворова через горы к Альторфу, а также в жестоких боях с неприятелем в долине Муттень, у Швандена, Глариса, в бедственном переходе через гору Ринген-Копф к Паниксу, в спуске к Планцу и движении к Фельдкирху; по соединении же всех русских корпусов на берегах Боденского озера и казачьи полки расположились со всею русскою армиею, на зимних квартирах, в Баварии. К восьми полкам Денисова присоединились еще два казачьих полка, с войсками генерала Римского-Корсакова бывшие. На обратном марше в Россию все казаки разбиты были по корпусам, а Денисов с тремя полками сопровождал фельдмаршала.
"В Праге князь Суворов прожил несколько недель, где делали ему многие особы угощения, в которых я также участвовал и пользовался фельдмаршала особым расположением. По выступлении из Праги наши войска шли прямо на Краков, где со мной никакой не случилось замечательной встречи. По входе в Краков я сделался болен так называемою болезнью грипп, и пролежал несколько дней, но, благодаря Провидение, избавился от оной, только оставался долго слабым, почему впервые принужден был ехать во время марша в коляске, к тому же холодная и снежная зима в сие время была. Я благополучно прибыл к пределам Дона, быв в беспрерывном походе и военных действиях два года".
Войсковой атаман, генерал от кавалерии, Василий Петрович Орлов, принял Денисова с большим отличием и отдал по войску приказ - не употреблять прибывших с Денисовым из похода казаков ни в какие службы в течение целого года. С тем вместе атаман объявил, "что государь Император пожаловал Войску Донскому, за отличную службу в Италии донских казаков, под командою моею бывших, богатое знамя с приличною надписью". По сдаче полковых знамен и по роспуске в дома казаков Денисов прибыл в свою станицу.