"На другой день, около 9-ти часов, утром, неприятель в превосходных силах явился пред нами, опрокинув казачьи пикеты и полк Грекова, принудил и пехотный полк ретироваться. Российские войска из лагеря выступили и стали несколько впереди монастыря, в ордер-баталии. Я для казаков не имел назначения, почему, разделя их на две части, велел полковнику Курнакову, как старшему по мне, стать с одною частию по правую сторону пехоты, за ручьем, а с другою стал сам я по левую сторону, при лесе, имея впереди очищенною мною плоскость. Ездил к генералу, который по Розенберге командовал пехотою, и условились с ним, чтобы дать свободу французам пройти сказанное дефиле с лесом. Французы, заняв оную дефиле, несколько медлили выходом; они имели несколько пушек, которыми и начали сражение. При сем случае обязанностию поставляю сказать в честь казаков, полки которых стояли в линию и при мне бывшие примыкали задом, как выше сказано, к лесу. Одно не очень толстое, но высокое дерево прикрывало ветвями своими задний ряд; ядро выше голов попадает в оное и большой кусок с боку отрывает. Дерево зачало колебаться, очень сильно хрустело и уже нагнулось несколько, но казаки не оставили своих мест, хотя, очевидно, угрожала им опасность, все стояли, покуда не приказал я двинуться вперед".
"Французы построились, помнится, в шесть густых колонн и пошли на нас; наша пехота, позволив оным приблизиться, быстро полетела на них со штыками. Тогда и я дал знак казакам атаковать, которые, как молния, пригнувшись к лошадям, полетели и, обогнав нашу пехоту, прямо врезались в неприятельские колонны и разорвали оные; пехота наша в ту же минуту ударила, и кто не успел уйти - на месте убит или в плен взят. Пробежав в дефиле с лесом, где оставался небольшой резерв, остановились, произвели сильный огонь и немного подержались. При сей атаке, в начале еще, упала подо мной лошадь и несколько ушибся я; пересев на другую, подоспел я уже когда французы держались в дефиле. Пехота наша сильно ударила в штыки и в тот же момент опрокинула и выгнала: французы во все ноги бежали по другой плоскости. Казаки за наваленным камнем и малою дистанциею не могли заскакать наперед и всех охватить, но, догоняя, убивали и брали в плен. Подскакивая к лесу, где горы сдвинулись и где неприятель густо бежал, встречены мы были сильными залпами с ружей, где один наш полковой командир Познев (Паздеев?) убит и много казаков его полка убито и ранено. Подо мной конь столь сильно в шею ранен был, что через полчаса не мог уже сойти с места. Наша пехота, казалось, и на сажень от казаков не отставала; неприятель сквозь лес, по узкой дороге, неоглядкою бежал, а пехота наша гналась и, догоняя толпы, брала в плен. Я, полагая, что в толь тесном месте, где три человека пешие едва рядом могут проходить, невозможно казаками неприятеля преследовать, остановил оных; но Розенберг приказал мне гнаться за оными. Собрав наскоро до 300, с офицерами, приказал я полковнику Грекову - преследовать неприятеля далее; а остальным полкам собраться и ожидать повеления. Сам, видя, что за большими густыми ветьми, казаки принуждены лежа напереди седла ехать, поскакал с 4-мя или 5-ю казаками вперед, за Грековым, осмотреть местоположение. Проехав с полверсты, увидел, что ручей столь глубоко по узкому провалу течет, что воды не видно, а только сильное слышно журчание, и где непременно за крутостию горы надо переходить по мосту на другую сторону провала. Мост в ретираде, французы, вынув целое звено досок, испортили. Полковник Греков, по храбрости своей, не останавливался у сего, но, положа две доски, с большою опасностию перевел и людей и лошадей, и пустился, до меня еще, вперед. Ужасаясь его положению, чтобы не погубить весь полк, решаюсь догнать и поворотить его; перехожу сам мост, перевожу кое-как и лошадь свою и, пройдя несколько шагов, вижу двух пеших солдат, несущих превеликую ковригу сыра, а третьего с удивлением глядящего на вершину горы, который на вопрос мой - что его удивляет? - показывает на большую толпу вооруженных французов, стоящих над головами нашими, высоко, на малой отлогости горы, мимо которых Греков проскакал под верными выстрелами. Послал к задним сказать, чтобы не входили в лес, но не знал, как воротить Грекова, дабы торопливостию не окуражить французов, тогда, наверное, казаки будут все побиты".
"В эту минуту является ко мне австрийской службы офицер, ехавший за нами из любопытства, а также скоро подъехал нашей службы офицер от егерей, которые оба говорили по-французски. Воспользовавшись сим, послал я обоих по двум малым стешкам с тем, чтобы они платками дали французам разуметь, что они парламентеры; а когда допущены будут, то предложили бы сдаться военнопленными без малейшей отсрочки времени, и что, в противном случае, атакую их и побью. Скоро посланные мои воротились, сказав, что генерал сдается безусловно. Сей генерал, которого фамилию забыл, вслед за ними явился, которого просил я, с учти-востию, чтобы войско его, проходя мимо меня, в порядке, клало бы свое оружие, а его превосходительство оставался бы при мне, - что все с большою тихостию и было исполнено. Пропустя пленных, возвратил я шпагу генералу и при офицере просил явиться к генералу Розенбергу, что и офицеру нашему приказал. Через минуту после сего прискакал ко мне полковник Греков и все казаки скакали во все ноги за ним. Греков, проехав узкие места, встрелся на обширной долине со свежими, сильными неприятельскими войсками, которые хотели атаковать его и могли бы отрезать, тогда он принужден бы был сдаться; но он, не подвергая себя и казаков таковой опасности, ретировался по-казачьему - во все ноги".
"Я приказал казакам поспешно переходить через опасный мост и далее ретироваться. Полковник Греков прицелил взятую у французов пушку и распорядил так, чтобы несколькими выстрелами нанесть большой французам вред, которые и не замедлили явиться пред нами. Я же хлопотал, дабы узкое место наши скорей прошли, ибо не можно было иначе отступить, как один за другим. В минуту, когда я наиболее был занят, раздается близ меня ужасный звук и треск, так что столкнуло духом сажени на две меня с места; а когда я остановился, увидел, что полковник Греков кружился как куб, недалеко от меня, и что несколько казаков опаленных лежало на земле, но, к счастию, все оставались живы. Сие случилось оттого, что полковник Греков приказал разбросанные заряды снесть в одно место и положили близ и впереди пушки, которые при первом выпале взорвало. Полагать надо, что французам досталось еще хуже, и они в беспорядке отступили. Мне донесли, что первую пушку не могут протянуть через лес; почему приказал я сию бросить в речной провал, а с остальными поспешил к корпусу. Французы не смели преследовать нас, и мы благополучно возвратились".
"Генерал Розенберг отдал приказ: на будущей день рано следовать к армии; казаки должны идти вперед - что и выполнено. На заре мы потянулись по самой узкой тропинке, пешие, ведя за собой лошадей, и один за другим. Стоя на одном пригорке, я смотрел, дабы уровнить лучше марш, но получил приказание поспешить мне, лично, к фельдмаршалу. Поехал я к генералу Розенбергу доложить о том и испросить позволения, которого нашел впереди, на небольшой площади, со многими генералами и офицерами, сидящего при огне, в сарае, где варилась в казанке (котелке) с маслом каша. Взойдя в сарай, я ожидал, что его высокопревосходительство отдаст мне справедливость и скажет что-либо в похвалу донских казаков, но весьма обманулся. Он просто спросил:
- Зачем вы приехали и идут ли казаки?".
"На что со всею учтивостию я ему обо всем донес, как и о полученной мною записке.
- Надо выполнить, - сказал Розенберг, - вы можете ехать, поручив полки старшему".
"При сем случае генерал-лейтенант, шеф того полка, который был в подкреплении казачьих пикетов, которого фамилия не припомню, встал, взял мою дружески руку и так сказал:
- А! Мой милый донских казаков начальник! Как я рад, что вижу тебя здорового. Вчера как ретировался и увидел, что твои полки становятся в линию против неприятеля, подумал - что такое они затевают, да еще против пехоты регулярной? Слышу военные клики, вижу - казаки летят на неприятеля, врезываются в колонны онаго и не верю глазам своим. Наконец вижу - французы бегут. Я стал на колени, возвел очи к Богу и молил Его, чтобы вам помог, а сам все еще не верил успеху".
"Рассказывая сие, при всех, он плакал; но генерал Розенберг и тут ничего в похвалу нашу не сказал, а другие, как я заметил, и на сказанного выше генерал-лейтенанта косо смотрели. Я выпросил позволение быть участником хорошей каши и, съев ложки две, как ее мало и было, поехал далее".
"Я нашел фельдмаршала Суворова, прошедшего чрезвычайно критическое место, между горою непроходимой высоты и большим глубоким озером, где хотя весьма узкая дорожка была, но она завалена была вся величайшими каменьями. Сие место защищали французы, но российские пехотные герои штыками опрокинули неприятеля и прошли. Фельдмаршал весьма милостиво меня принял и благодарил как лично меня, так и всех чиновников, и казаков, а все другие молча со мною встревались, и я, чувствуя оскорбление, молчал. За отличие в делах при селении Мутенталь я награжден орденом 1-го класса св. Анны".
Свободное копирование
