Итак, я пишу диплом. Основную часть анализа я сделал во время практики. Теперь это надо было привести в логически завершенную форму. Руководитель спрашивал только о том, как дела и сколько процентов. Я говорил, что пока вроде пишется, а процентов в его отчете надо проставить столько, сколько надо по минимуму. «Пока я еще не знаю, чем кончу». И все. Он не вмешивался в процесс «творчества», а я с увлечением «творил» без понуканий. Форма преподавания, принятая на нашем факультете, сделала нас исследователями. Штейнвольф говорил, что обсуждался вопрос о том, чтобы в наших дипломах специальность именовалась не «инженер-механик», а «инженер-исследователь», но потом решили, что это вызовет затруднения при устройстве на работу. Исследователи начальству не нужны, им нужны исполнители. Уже на работе, много лет спустя, заместитель Главного конструктора говорил: «Я и сам умный, идей и у меня у самого полно. Кто гирю пилить будет?» («Золотой теленок»).
Погруженный в «творчество», я, глядя в зеркало, нарисовал свой «озадаченный» портрет.
Анекдотичная заминка вышла с главой «Введение». Т.к. наши дипломы были исследовательскими, то в наших дипломах не могло быть раздела с экономическим обоснованием проекта – проекта не было. Мы должны были написать введение под эгидой кафедры «Политэкономия». «Введение» я написал; в нем я порассуждал о том, что испытания лопаток снижают аварийность, а это принесет большой экономический эффект.
Руководитель от кафедры Политэкономии сказал, что все хорошо, но из этого введения не видно, что я СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК!!! Я не стал спрашивать, а он не стал разъяснять, что он имел в виду. Возможно, я не сделал, или сделал мало ссылок на Сталина, не помню, но проблему эту я решил по-другому.
Лекции по Марксизму и по Политэкономии нам читали умнейшие и порядочнейшие люди. В результате мы были, как бы сейчас сказали, «диссидентами» умеренного толка. Мы не были противниками строя, но мы допускали сомнения, что уже было в то время предосудительно, и искали – с искренним желанием найти – преимущества нашего строя над капиталистическим.
Мы понимали, что человечество развивалось только благодаря росту прибавочного продукта. Он необходим для функционирования государства при любом строе. Мы считали, что распределение у нас разумно-справедливое по определению, а при капитализме к середине ХХ века рабочие добились достойного распределения путем борьбы. Однако мы знали, что у них громадные трудовые ресурсы расходуются на удовлетворение прихотей хозяев и руководителей и их жен (брильянты, яхты, золотые унитазы). Там у них колоссальное количество созданных рабочих мест бесполезны для общества, а у нас рабочие места создаются планово для развития производства. (Вот характерная примета нашего воспитания того времени – все для производства, но производство не ради производства ширпотреба, удовлетворяющего потребностей людей, а производство, как самоцель). Следовательно, единственным преимуществом нашего строя является плановое хозяйство. Этого было мало для характеристики советского человека.
Однажды, когда мы по какому-то поводу в общежитии недурно выпили, я сказал: «Вот теперь я напишу введение». Я стал строчить, на меня напало хмельное вдохновение – недаром, видно, большинство поэтов – пьяницы. Слова сами ложились на бумагу. Политэкономический руководитель, прочитав новое мое сочинение, сказал: «Хорошо…. Только вот акулы не воют». У меня была фраза: «Под злобный вой акул империализма». Я сказал, что это поправимо, аккуратно стер слово «акул» и вписал «шакалов».
Введение было принято. Защита на фоне нашей группы прошла как рядовая. Почти вся группа получила дипломы с отличием.
В нашей группе кроме меня был еще драмкружковец Глеб Корниенко, который в «На дне» хорошо сыграл барона, и драмкружок отметил наш уход из коллектива новогодним балом в институтской столовой. Мне подарили шкатулку Палеха «Витязь в тигровой шкуре», (как сказали: в соответствии с характером), с серебряной именной накладкой и прощальный адрес с перечнем сыгранных мною ролей