Не знаю, считал ли себя сам Сталин корифеем всех наук, но он твердо знал, что любое его высказывание немедленно станет истиной непререкаемой, и поэтому публиковал свои воззрения по любым, удостоившихся его внимания темам (сам писал!).
На мое удовлетворение от моего согласия с воззрениями Сталина по вопросам языкознания, знакомая девушка лингвистка Броня втолковывала мне:
- Эдик, то, что он написал, элементарно. Лингвисты спорят о другом.
Я сейчас рассказал не о работе Сталина, я не лингвист, я рассказал о разговорах студентов. Не всех студентов. Для большинства философия была формальной дисциплиной, по которой надо получить зачет и ничего больше. Наша группа чесать языками любила и философствовала с интересом. Я имел удовольствие в этой группе учиться.
О чем мы только не болтали. Так, нас очень интересовали Время и Пространство – они безграничны или бесконечны? Мы добалтывались до того, что ни времени, ни пространства нет. Есть отрезки времени и пространства, которые можно измерить эталонными отрезками, а безграничные или бесконечные время и пространство измерить нельзя, «а то, что нельзя измерить, не существует».
Ближе касалось нас то, что относилось к науке и технике, и мы это, разумеется, в группе обсуждали.
Науке и образованию в стране придавалось первостепенное значение. Начав с Ликбезов и Рабфаков, страна многократно увеличила число обучающихся в высших учебных заведениях.
На самой высокой точке Москвы, на Воробьевых горах возвели не дворец Главы государства, не дворец Законодательного собрания, не Храм утверждающий непоколебимость веры, как гарантию неизменности, а Храм утверждающий сомнение, как исходный импульс всех наук, изменяющих мир.
Люди, занятые наукой, лишены непререкаемой веры, они сомневаются, они даже не верят своим глазам. Все люди тысячи лет наблюдали – видели, что Солнце крутится вокруг Земли, а какой-то чудак засомневался, и оказалось, что Земля летает вокруг Солнца. Все люди знают, что расстояние от дома до трамвайной остановки не изменится – будешь ли ты идти на трамвай или бежать, и часы в это время будут идти независимо от того, стоишь ли ты или бежишь. Всем было очевидно, что время и пространство ни от чего не зависят, что они абсолютны, а один чудак засомневался и показал, что время и пространство относительны. Казалось бы, всё (!) – докопались до истины, но вот стали размышлять о Большом Взрыве, и пришло сомнение в универсальности теории относительности.
Сомневающиеся дали людям трамвай, самолет, микроволновку, автоматическую стиральную машину, мобильный телефон и многое другое, в том числе, и сомнение.
И на Воробьевых горах вознеслось величественное здание Университета, распространяющего знания, полученные поиском, порожденным сомнениями.
Ни у кого из нас не возникало сомнения в отношении мудрости Сталина, может быть, у тех, кто был повзрослей и поумней, и возникало, но у них хватало ума и жизненного опыта об этом помалкивать. Обсуждали мы то, что вертелось вокруг «пресловутой генетики» и «лженауки кибернетики». Я не помню содержания наших дискуссий, но они, безусловно, выражали наше недоумение. Понятия о генетике и о кибернетике у нас были на уровне критики Вейсманизма-Морганизма, на лекциях Марксизма – Ленинизма, как противоречащих Дарвинизму, но т.к. это клялось, то у нас возникало сомнение в обоснованности этих поношений. Уже само словосочетание: «буржуазная лженаука», нас настраивало на недоверие к критике и на доброжелательный интерес к тому, о чем мы не имели понятия. «Правильно» отвечая при зачетах и экзаменах, мы об этом вольно болтали на семинарах и на переменках в институтских коридорах.
Уже сейчас я задумался, как же Сталин, понимая значение науки, не понял значения этих наук, которые к XXI веку стали ведущими прогресса.
Эта ситуация является хорошим примером того, каким вредным для познания может оказаться догматизм (вера).. Вызывает изумление, что Сталин проигнорировал то, что в любом движении – а вне движения нет существования – реализуется единство и борьба противоположностей. Наследственность (генетика) обеспечивает сохранение вида, а изменчивость (по Дарвину) обеспечивает приспособляемость этого вида к меняющимся обстоятельствам существования. Уж в чем-чем, а в философских категориях Сталин разбирался безупречно.
Ну, а в отношении кибернетики причина ошибочного представления о ней лежала в принципиальной ошибке Марксизма-Ленинизма, который только человека наградил способностью мышления, а деятельность всего остального царства живого ограничил реализацией условных и безусловных рефлексов. На этом фоне вопиющей глупостью казалось представление о возможности создания искусственных устройств, способных выполнять элементы логического мышления.
Короче, – это была глупость со стороны Сталина, надолго затормозившая развитие и биологии, и математики, и физики.
В наших размышлениях – а юноши студенческого возраста не могут не размышлять – личность Сталина занимала ведущее положение. Причем, часто не называя имени, а как бы абстрактно.
Прошло более полувека, и что бы я сейчас сказал:
Палач он был и физический и духовный, но на самой высокой точке Москвы он поставил не что-нибудь, а университет!!!
Свободное копирование
