После школы и лагеря опять встал вопрос: что дальше?
Мы с другом решили идти в летное училище. Взрослые не возражали, полагая, вероятно, что конец войны был уже не за горами, пока учимся, смотришь, и кончится война.
Направление в училище давал областной военкомат в Махачкале. В Хасавюрт мы шли пешком. Дорога – та же широкая непаханая полоса, по которой нашу семью привезли в совхоз. Там, где весной земля была потверже, и где могли пройти трактора, теперь была глубокая колея с рытвинами, а там, где весной было мягкое, вязкое поле, теперь была гладкая, как асфальт, покрытая толстым слоем пыли дорога, по которой, поднимая густые клубы этой пыли, мчались с пшеницей из совхозов и аулов американские форды.
Ничего не стоило молодым семнадцатилетним юношам пройти налегке 30 км. Мы бахвалились, что, если захочется пить, мы можем по пути в ауле попросить: «су бар?». Местным для работы вне аула надо было учить русский, а русским, поселившимся на этих землях, не надо было учить язык этой земли.
Отправляясь в Махачкалу, я в своей головке фантазировал, сочиняя сцены приема и разговора в военкомате, и был уверен, что на результат повлияет мой «геройский» поступок в «военном» лагере по извлечению из воды гранаты. Вот и сейчас, вспоминая об этом, я расфантазировался, что в моих руках срабатывает взрыватель, я бросаю гранату в воду и кричу: «Ложись!». Т.к. граната взорвалась в воде, то осколки полетели только вверх. Это смешно, конечно, так фантазировать в семидесятилетнем возрасте. Ну, что ж. Ничего уже не поделаешь. Таков.
В военкомате, посмотрев на нас после того, как мы проговорили нашу просьбу, сказали, чтобы мы подошли к шкафу. «Вот дорастете до той метки, тогда и приходите». Друг, с которым я поехал в Махачкалу, был одного со мной роста.
Свободное копирование
