18.09.95. С утра поехали с Хильдой в продуктовый магазин (вроде нашего универсама). Цены на продукты того же порядка, что и наши (овощи чуть дешевле, колбасы чуть дороже) – в пересчете на рубли. Для немцев это приемлемо, ибо их зарплаты отнюдь не того же порядка, что наши. Это магазин средних цен. (Существуют более престижные и – соответственно – более дорогие, и менее престижные – более дешевые).
Магазины организованы идеально. Под магазином двухэтажный подвал – стоянка для машин. Как я понял, у Хильды абонемент на пользование ею. (Вообще парковка в городе является проблемой. Машины притыкаются к каждой щели. А пешеходов на улицах очень мало: основная часть населения «автомобилизирована».)
После продуктовых покупок, которые Хильда выполнила на неделю вперед, потратив около 87 марок (я называю цену не от избытка меркантильности, а из-за желания отразить жизненный уклад), нас повезли в парк, в котором растет что-то около сотни тысяч сортов георгинов. Я полюбовался, но мне быстро надоело (хотя это очень красиво), а Тюл была вне себя от восторга. А дорога к парку проходит через очень длинный тоннель под аэродромом аэропорта.
Следующий пункт назначения – район по имени Бланкенице. Здесь мы на небольшой пристани зашли в кафе и, получив кофе, съели взятый с собою ланч. Сей район – самая высокая часть Гамбурга (56 метров над уровнем моря), а о кафе я упомянул лишь в связи с тем, что в очередной раз поразился продуманности сервиса. На столе сахарница, но не с ложечкой, из которой можно просыпать на стол, а с торчащей из нее трубкой; в трубке дозатор, и каждое опрокидывание сахарницы выдает порцию (ложечку приблизительно) песка. На рюмках, бутылках – бумажные воротнички, чтобы ничего не стекало вниз на стол. На столе в футляре красивые картонные подставки, предназначенные для того, чтобы рюмки ставить на них. И так далее. Наверно, это дешевле, чем взять дополнительную уборщицу, или, не имея ее, рисковать растерять клиентуру из-за неаппетитной грязи.
Вид с пристани изумительный. Эльба здесь очень широка – примерно 2-3 километра. Городские строения громоздятся на береговых холмах. Это старый город: улицы узкие, извилистые, а в гору идут подчас столь узкие серпантины (полтора-два метра шириной), что автомобили туда не ходят. Дома, однако же, совсем не старые, а более, чем современные, много очень красивых коттеджей. Нас привели к одному из них, являющемуся местной достопримечательностью. Этот дом был куплен для церкви капитаном какого-то корабля. Вышедший на пенсию капитан радуется тому, что из усадьбы прекрасный вид на водную гладь Эльбы. Перед домом мачта-флагшток, у подножья которой раскинул лапы большой якорь. Флаг поднимают каждое утро и спускают каждый вечер. Кроме того, когда в Эльбу входят крупные суда, флаг приспускают, салютуя им. Прихожане упомянутой церкви, для которой капитан купил дом, приходят сюда каждый день, общаются, слушают музыку и т. п., то есть дом является для них чем-то вроде клуба.
Обратно нас везут через Альтону мимо статуи Бисмарка. На этот раз я успел увидеть этот грандиозный (метров 25) монумент, мелькнувший между деревьями. Проезжаем мимо порта и ненадолго останавливаемся у пристани. «Сейчас вы видите пристань в последний раз, – говорит Хильда, – ибо завтра я по вашей просьбе повезу вас в магазин за вашими покупками (сувенирами и т.п.), а послезавтра вы, к сожалению, отбываете».
Это место Хильда и Ульрих очень любят, поскольку именно здесь живет врач, принимавший их детей при родах.
Возвращаемся домой через Сити. Здесь только учреждения, офисы, но нет ни одного жилого здания.
Вечером после обеда (после 19 часов) нам обещали прокрутить через видеомагнитофон отрывки из фильма-оперы «Кармен». Эта пленка – подарок Ульриха Хильде ко дню рождения; они оба очень довольны тем, что удалось эту пленку достать, обегав не одну лавку (это, оказывается, вещь дефицитная).
Забавная деталь: моя надежда купить здесь хорошие пластинки терпит крах, ибо в Гамбурге пластинки несколько лет уже не продают вообще – все пользуются лазерными дисками. Пока – при нашей сегодняшней российской бедности – CD-проигрыватель – для меня только мечта. Но, поинтересовавшись тем, что продают, я увидел, что ассортимент лазерных дисков существенно уступает ассортименту обычных долгоиграющих пластинок в недавних советских магазинах. Так что еще долго моя «пластиночная» фонотека будет оставаться более разнообразной, чем коллекции сегодняшних «лазерных» собирателей-меломанов.
Вечера жду с нетерпением и потому, что изрядно волнуюсь за Серегу, а также и за среднее поколение, которое почему-то вчера вечером еще не прибыло; а за старшего пока все еще остается Влада. Правда, стараюсь, чтоб моего волнения не заметила Тюл: если разволнуется и она, то легче никому не станет и ничего не изменится – все равно «машина запущена, кнопка нажата», и мы прибудем домой в среду вечером, ни раньше, ни позже. А Тюл, конечно, все равно волнуется, но старается держать себя в руках. Итак, что вечер грядущий нам готовит? А пока пьем кофе и ведем милую беседу с нашими удивительно приятными хозяевами.
А вечер прошел чудесно. После обеда – обещанная видеозапись «Кармен». К сожалению, нас «угостили» только первым действием, а просить «добавки» мы постеснялись. Постановка очень яркая, темпераментная, хотя чуть непривычная. Небольшие сокращения (купюры) за счет замены отдельных оперных дуэтов короткими речевыми диалогами (увы, эту манеру я очень не люблю: речь – для драмы, а не для оперы, в которой могут быть речитативы, но не речь). А исполнение… Хосе – Пласидо Доминго, что, разумеется, отлично (я уже слышал Доминго несколько раз и в записи, и по ТV, но здесь он был особенно хорош). Что же касается Кармен, то такой Кармен я не слышал никогда. Артистка Хулиа Мигейнес (Julia Migenes-Jonson) пела так, что партия Кармен, которую я всегда воспринимал спокойно, сегодня привела меня в восторг. Все, что я слышал до сих пор, – это были артистки, которые исполняли (пусть даже блестяще, но именно исполняли) роль Кармен. А тут передо мной была настоящая Кармен – подчас несколько вульгарная в жестах, но неотразимо очаровательная в интонациях, вкрадчивых и покоряющих (то есть действительно фабричная девчонка, а не светская дама, играющая ее роль). Голос необыкновенной чистоты и чудесного тембра, техника идеальная, и даже совершенно безупречную Микаэлу она затмила.
Потом Хильда обеспокоено спросила: «Что же не звонит Ваша дочь?» – и в этот момент телефон зазвонил, чтоб сообщить на этот раз приемлемо благоприятные известия. Теперь, наконец, я перестал беспокоиться: судьба сжалилась над нами и стала медленно выпускать из своих жестоких когтей.
А Ульрих и Хильда продолжали нас подчевать чудесной музыкой (по своему выбору) в записи на CD (лазерная запись, которая, кстати, звучит идеально; когда-то давно – лет семь назад – я читал о ней, но услышал лазерную запись впервые только сейчас: к сожалению, в производстве и использовании бытовой аппаратуры наша страна не является передовой, скромно держась на уровне некоторых африканских стран). Первый раз услышал 5-ю симфонию Г.Малера, точнее, адажио из нее. Понравилось очень; жаль, что я не интересовался этим композитором раньше; будем считать, что сегодня я его для себя открыл. Потом «Пер Гюнт», потом кусочек из «Щелкунчика» и на закуску Бах и Вивальди.
Вечер кончился; он был восхитительным не только по содержанию, но и по эмоциям – благодаря все время ощущавшимся теплу и радушию наших хозяев. Завтра с утра «шопинг», а далее планы мне неизвестны (вероятно, прощальный обед), а послезавтра отбываем. Праздники кончаются.
Как хочется свободно говорить на их языке! А после звонка из дому мы так очумели от нервного напряжения, что сказанное Тюлом по- немецки я, почему-то и как-то улавливая содержание (??? – мистика!), старательно переводил Хильде на английский язык, а Тюл переводила ей на русский то, что по-немецки выслушивала от Ульриха.
Задумываюсь, почему так различен образ жизни у нас и у них, почему так различны уровни жизни. – Быть может, потому, что давно пора отстреливать тех, кто считает, что «посредственно» означает «удовлетворительно» (будь то оценка манеры работать или оценка качества вещей или просто оценка отношения к людям). Заодно неплохо было бы отстреливать и тех, кто присваивает лично себе то, что должно идти на пользу общества. И мне кажется, что наш народ будет жить по-свински вечно, но зато всегда наш солдат будет самым выносливым в мире, потому что с детства он вынужден привыкать преодолевать бесконечные трудности, бессмысленно создаваемые и им самим, и окружающими.
Свободное копирование
