Приближался фронт, наступил март 1944 года, началась распутица, пришлось сани заменять повозками, скорость движения отрядов уменьшилась. Однажды в конце марта после очередного рейда мы оказались среди наших войск. Началось братание, хождение в гости в ближайшие войсковые части. Партизаны с интересом рассматривали красноармейцев, которых теперь называли советскими солдатами, в новой форме одежды с погонами. Теперь Красную Армию называли Советской Армией. Мы ждали приказа перейти линию фронта и уйти в тыл к немцам, чтобы продолжать партизанскую войну. Но такого приказа все не было.
В начале апреля 1944 года наше соединение было передислоцировано в город Винницу. Там состоялся военный парад партизан нашего соединения, нас приветствовали вновь созданные местные советские и партийные власти Винницкой области Украины. Состоялись прощальные праздники по отрядам, так как наше партизанское соединение – кавалерийская бригада имени Ленина подлежала расформированию.
Всем партизанам выдали справку – характеристику, о которой я уже говорил, за подписями командира, комиссара и начальника штаба отряда, скрепленные подписью секретаря Винницкого областного исполнительного комитета советов трудящихся и печатью этого же комитета. Партизаны старших возрастов вливались в Советскую Армию. Для этого были присланы представители разных воинских частей, которые отбирали для себя солдат и командиров.
Партизаны рождения 1925 года и позже, в том числе и я, отправлялись по местам прежнего жительства. Которые были издалека, получали воинские литера на железнодорожные билеты, которые жили в пределах Винницкой области добирались домой по партизанским справкам на попутных машинах.
Всем не призванным армию был выдан продовольственный воинский аттестат сроком на один месяц, а также необходимые одежда и обувь из трофейного имущества. Я был одет сверху в длинную итальянскую шинель серо-зеленого цвета и обут в короткие немецкие сапоги. Под шинелью на мне была венгерская куртка цвета хаки и штаны галифе, на голове папаха с красной лентой наискосок. На теле было теплое армейское белье, теплые портянки. Одежда и обувь обеспечивали комфортные ощущения.
На попутной военной машине по партизанской справке, единственном моем документе, я в начале апреля с утра уехал из Винницы в мой родной город Бар, освобожденный в двадцатых числах марта 1944 года. 60 километров пути проехали за 2 часа. Как только оказался в центре города, остановил машину, поблагодарил водителя и пошел на улицу 8 марта, где под № 12 должен был находиться дом, в котором мы жили до 19 августа 1942 года, когда состоялась первая акция уничтожения еврейского населения города Бара. Дома не было, вместо дома были развалины… В развалинах были также соседние дома этого еврейского квартала. Начал ходить по улицам города, по которым в недавнем прошлом мне, еврею, ходить было запрещено. Никто меня не узнавал, я также никого не узнавал. Зашел в бывшее еврейское гетто, оставшееся после первой акции, вокруг которого еще сохранились остатки колючей проволоки. В некоторых домах оказались жители, евреи, которым удалось спастись от расстрелов главным образом в Транснистрии. Некоторые оказались знакомыми. От них я узнал, что в Бар возвратились сестры Лиза и Клара, которые со мной жили в Матийкове и были арестованы вместе со мной румынскими жандармами. Прибыл в Бар также мой друг Фима Тарло, с которым я прятался в последнюю ночь перед вторым расстрелом. Оказались в Баре также мой соученики Муся Теслер, который с родственниками убежал в Транснистрию, а также Нусык Терк, и многие другие.
Я встретился с Фимой Тарло. Мы обнялись, рассказали друг другу, как прожили жизнь после последней встречи в ночь с 14 на 15 октября 1942 в подвале недостроенного дома возле колхоза. Утром он ушел в другую сторону и спрятался на еврейском кладбище, где встретил моего одноклассника Нусыка Терка, вместе с которым он перебрался на территорию Транснистрии. После долгих мытарств его приютила в одной из деревень украинская семья, и он остался жив. Его дом был в украинском квартале, остался цел. Фима уже выгнал оттуда непрошеных гостей, которые заняли дом после расстрела Барских евреев. Родители Фимы и его младшая сестра были убиты еще при первом расстреле.
Фима предложил мне пожить у него до призыва в Советскую Армию, который ожидал нас обоих в ближайшее время. Мы стали на учет в районном военном комиссариате. Немного продуктов дали Фиме соседи, кое-что я получил по продовольственному аттестату партизана, и мы не были голодными.
Свободное копирование
