До Копайгорода, что в 15 километрах от Мыток, я добрался примерно за три часа. Явился около 12 часов дня сразу к председателю еврейской общины, который к счастью был на месте. Я ему все рассказал, он помнил о нас, вспомнил лично меня по моим тогда раздутым ногам. Он знал о нашем житье в Матийкове, его устраивала наша жизнь там, ведь все мы были бездомные, и, если бы не жили там и не обеспечивали бы себя сами, то должны бы получать помощь от общины… Формально работы в лесу не были отменены, считалось, что бригада работает там постоянно. В общине было много бессарабских евреев, которые говорили по-румынски, хорошо знались с жандармским начальником, плутонэром, как его звали. Был он, как и другие румынские начальники, взяточником, да и время было такое, что румыны чувствовали скорый военный крах. Поэтому, когда к нему явились посланцы общины с хорошим даром и рассказали, что людей, которые по его распоряжению заготовляют в Матийкове лес, арестовали в Мытках и хотят расстрелять, то он немедленно позвонил туда начальнику поста, который ему подчинялся, велел задержанных отпустить. Одновременно он приказал общине своих людей из Матийкова забрать, так как там появились партизаны, и он не может гарантировать их безопасность. Поэтому все жители «цыганской» хаты были вынуждены уйти, кто куда – в Поповцы, Копайгород или другие места.
Но сначала их всех вместе с Иосей на санях привезли в Копайгородскую общину, где мы встретились. Все были признательны мне, особенно девушки из Бара, которые потом после войны вспоминали и рассказывали моей сестре, жившей тогда в Баре, о моем побеге из жандармерии.
Я снова оказался без жилья, без работы, среди чужих людей. Наша матийковская компания ничем не могла мне помочь, хотя все мне были благодарны за побег и спасение, ведь эти люди сами были бездомны, без родственников, сами искали возможность куда – ни будь пристроиться. Мы с Рахмилом решили по возможности держаться вместе.
Встал вопрос, как нам жить дальше. Несколько дней прокрутились, как могли, ночевали в помещении общины, кормились на остатки продуктов, которые у нас оставались, а также на некоторую помощь общины. Жаловаться было грешно, кругом было холодно и голодно, местные жители продавали последние вещи, чтобы купить ведро картошки, вязанку дров, выжить.