"Отелло" и "Король Лир" заканчивали свою жизнь в Больдрамте, тем самым подгоняя нас быстрее и энергичнее обновлять репертуар - так возник спектакль "Синяя птица" М. Метерлинка. Для постановки Андрей Николаевич привлек своего соученика по школе Художественного театра, уже упоминавшегося мною Николая Васильевича Петрова, ближайшего помощника К. С. Станиславского по работе над этой пьесой, причем на нем лежали заботы о макетах, организация и руководство работой "черных людей" (актеры, одетые в черные бархатные костюмы, чтобы оставаться невидимыми на фоне черного бархата при быстрой смене оформления картин) и разработка массовых сцен. Руководители МХТ предоставили нам эскизы оформления, партитуру музыкального оформления И. Саца. Хорошо нам знакомый и уже работавший с некоторыми из нас Николай Васильевич легко применился к индивидуальностям участников будущего спектакля и уплотненными темпами повел репетиции, заражая нас жить и действовать в ритмах музыки Ильи Саца. Молодые актеры - будущие "черные люди" с первых репетиций мизансценирования наравне с исполнителями ролей действовали в общем с ними ритме.
"Задавать тон" сразу же стала обаятельнейшая Женечка Вольф-Израэль, вовлекшая нас в романтический мир сказки Метерлинка. Я не видел мхатовскую "Синюю птицу" и не знаю, как там звучала роль Тильтиля, но все хорошее и возвышенное, что было в нашем спектакле, связано в первую очередь с актерской работой Евгении Михайловны - непосредственной и поэтической. Ее "нутро" позволяло ей подниматься в заоблачные высоты фантастического, гармонично сочетая его с действительностью.
У меня всегда лежала душа к необычному и фантастическому - еще с детства упивался я гоголевскими повестями: "Нос", "Заколдованное место", "Вий", и, сколько ни перечитывал я "Тараса Бульбу",- всегда содрогался от восторга, дойдя до слов: "Батько! Где ты? Слышишь ли ты? - Слышу! - раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно время вздрогнул". Я реально и ясно видел эту огромную площадь с миллионом народа на ней. Может быть потому, фантазия легко "переселила" меня и в шкуру метерлинковского кота, в психологию его поведения, обогащая физические действия моего персонажа человеческой сущностью.
Работа над ролью кота, надо признаться, потребовала много труда чисто физического. Вставать по утрам пришлось на целый час раньше, чтобы успеть заняться акробатикой. Кот двигался на протяжении всего спектакля вприсядку, то есть когда одна нога делает шаг вперед, другая в это время сгибается до предела, принимая всю тяжесть тела на себя; кроме того, когда приходилось спрыгивать сверху, опускаться на пол надо было по-кошачьи - на четыре лапы. А драки с бесконечными кульбитами! Самым трудным оказалось то, что должно было остаться незаметным для зрителя: при обилии быстрых движений и стремительных прыжков, переходить к произнесению текста без всякого промедления и одышки (в нашем "производстве" это брак!). Следовательно, нужна была ежедневная тренировка дыхания. Простейший закон - "играть свою роль одному невозможно! Вместе с тобой твою роль должен играть и твой партнер" - в те годы многим актерам был неведом. Наглядным примером действенности его была работа молоденькой нашей актрисы, по сути, еще девочки, Верочки Будрейко - ей только что исполнилось шестнадцать лет. При распределении ролей мы, как друзья Петрова, показали на Верочку - вот Митиль. Действительно, трудно было бы представить другую актрису, так соответствующую внешнему облику метерлинковской девочки,- с ее огромными голубыми глазами, полными удивления и наивного ожидания чего-то нового и непонятного.
Для характеристики актерского мастерства Евгении Михайловны Вольф-Израэль трудно подобрать слова. Никакое прилагательное не в состоянии в полной мере охватить разнообразие красок, тембров, намеков, полунамеков ее интонаций, всегда подчиненных правде внутренней жизни, присущей ей. Она никогда не переигрывала, хотя работала смело - что называется - вовсю! Может быть, не прилагательное, а существительное? Тогда ближе всего - шампанское. За очень долгую жизнь мою в театре не встречал актрисы, похожей на нее. Разве что - Клара Юнг.
Так вот для нее такая отзывчивая партнерша, как Будрейко, была подобна хорошей скрипке в руках виртуоза. Она не только тонко чувствовала ход мыслей Тильтиля, но отвечала так правдиво, что давала возможность Вольф-Израэль обогащать действия Тильтиля новыми искринками, захватывавшими внимание зрителей своей непосредственностью. Да и все мы - звери и предметы - действовали в постоянной, как бы магической зависимости от нашего героя Тильтиля, твердо уверенного, что уж он-то поймает птицу-счастье. Спектакль этот мы стали играть по три-четыре раза в неделю, и каждый раз он бывал для нас премьерой, полной новых и новых неожиданных находок, и "виной" этому всегда была наше "шампанское" - Женя Вольф-Израэль.
Наш хозяин зрительного зала Т. И. Бережной рассказывал нам о маленьких поклонниках спектакля: они по нескольку раз приходили смотреть его в надежде, что поймает же в конце концов любимый Тильтиль свою птицу-счастье, ведь в жизни должно быть счастье, не нужно только бояться его искать. А на спектаклях для Красной Армии молодые голоса красноармейцев вступали в наш хор: "Мы длинной вереницей пойдем за синей птицей". Конечно, такая легкость исчезновения границы между сценой и зрителем возможна была именно в 1921 году, когда всех изнуряли долгие зимние вечера, когда электричеством снабжались только общественные места, а дома ждали нас коптилки и лампадки. Силы зла, мешающие детям в нашей сказке, были близко от нас, под Петроградом, и уже назревали кронштадтские события, а наши юные зрители и подпевающие нам красноармейцы верили вместе с Тильтилем в мечту о синей птице. Силен народ, который обладает фантазией!
Почему же шестнадцатилетняя Верочка Будрейко без всякой школы с первой же роли, так сказать, с места в карьер, превосходно и накрепко вошла в наш ансамбль, работающий строго по системе Станиславского? Как раз то, что она еще ничего не умела, помогло ей по-детски доверчиво и просто воспринять основную задачу: все видеть впервые, безмерно удивляться и только от брата ждать помощи и спасения. Правду поведения на сцене она усвоила не на лекциях в драматической школе, а в постоянном общении с нами, уже овладевшими основами системы Станиславского. Кто любопытен и жаден к постижению актерских тайн, успевал нахвататься за время ежедневных репетиций и спектаклей много больше, чем можно получить в школе от педагога, сидящего за кафедрой. Наглядность примера на репетициях, особенно при разборе неудающихся кусков, сильнее и прочнее действовала, чем подробная и дельная лекция. Потому у нас многие, еще не достигнув совершеннолетия, становились всамделишными актерами, которым доверялись ответственные роли. Еще ранее Будрейко заиграли М. Царев, В. Азанчеев, М. Скрябина, Ю. Лавров и другие.
Свободное копирование
