А. И. Чебану
3 августа 1917 г.
Саша, дорогой!
Был в Москве. Получил твое чудесное письмо и вот очень благодарю тебя. Легче жить, когда сближаешься с хорошим человеком. Ты и лучше, и чище, честнее меня -- тем более мне ценно и трогательно твое товарищеское доверие, и если я по существу своему дурной вообще, то к тебе, я знаю и убежден, я никогда не буду дурным. Так у меня всегда к людям хорошим. Там, где я в борьбе с самим собой, в постоянной и мучительной борьбе, почти всегда бываю в конце концов побежденным, я никогда не даю победить себя в отношениях к таким, как ты, даже и тогда, когда я не мил им. Я человек восторженный, я много могу наговорить тебе. Сдерживаюсь и перехожу к объективному.
Санаторий закрывается 12-го. Публика начинает разъезжаться. Вчера уехала Карлуша [К. К. Чехова]. Мишка [М. А. Чехов] осиротел, но грустным не выглядит. По обыкновению немножко истеричен и возбужден. Я думаю пробыть до конца, хотя не очень в этом убежден. Я писал тебе, что Василий Федорович умер. {Василий Федорович -- один из больных в санатории.} Меня это как-то очень поразило. Быстротой ли, быстрой ли сменой впечатлений от него: уезжал я -- он еще похаживал у бильярда и бил мух, приехал я -- говорят, умер. А всего прошло две недели.
В Москве вся Кавказская труппа. {Группа актеров Студии ездила с концертной программой на Кавказский фронт.} Все они в восторге от поездки и рассказывают феерии. В Студии гонят декорации "Двенадцатой ночи" {К. С. Станиславский руководил постановкой комедии Шекспира "Двенадцатая ночь" (режиссер Б. М. Сушкевич). Премьера состоялась 4 декабря 1917 года. Впоследствии на гастролях в Петрограде в 1919 году Вахтангов играл в этом спектакле роль шута.}. К. С. накрутил такого, что страшно. Будет красиво и импозантно, но никчемно и дорого. Уже обошлось 6 тысяч. Это с принципами простоты! "Ничего лишнего, чтобы публика не требовала у нас постановок дорогих и эффектных..." Странный человек К. С.! Кому нужна эта внешность -- я никак понять не могу. Играть в этой обстановке будет трудно. Я верю, что спектакль будет внешне очень интересный, успех будет, но шага во внутреннем смысле эта постановка не сделает. И система не выиграет. И лицо Студии затемнится. Не изменится, а затемнится. Вся моя надежда на вас, братцы росмерсхольмцы! В это время Вахтангов работал над постановкой пьесы Г. Ибсена "Росмерсхольм". А. И. Чебан репетировал роль Мортенсгора, которая потом была передана Сушкевичу.}
Чистой, неподкрашенной, истинной душой и истинным вниманием друг к другу, в полной неприкосновенности сохраненной индивидуальности, с волнением, почти духовным, а не обычно сценическим, с тончайшим искусством тончайших изгибов души человеческой, с полным слиянием трепета автора должны вы все объединиться в этой пьесе атмосферой белых коней и убедить других, что это хотя и трудное искусство, но самое ценное, волнительное и первосортное.
Это шаг к мистериям. Внешняя характерность -- забавное искусство, но к мистерии надо перешагнуть через труп этой привлекательности. Мне, наверное, потому и нравится твоя манера играть доктора в "Неизлечимом", что ты там оставил и свой голос и свои интонации. Через себя и утверждая себя, надо идти к образу. А у нас идут от себя в полном смысле этого "от".
Я люблю театр во всех видах, но больше всего меня влекут моменты не бытовые (их я тоже люблю, если есть в них юмор или юмористический трагизм), а моменты, где особенно жив дух человеческий.
Мир и ссора у елки -- в "Празднике мира". Сцены II акта "Потопа". Пауза паники "Потопа". Весь "Росмерсхольм". Вторая половина IV акта "Сверчка". Сцепа Тобби на колокольне в "Колоколах", "Калики". В этом смысле ничего не нахожу в "Гибели", и постольку, поскольку "Двенадцатая ночь" в частностях не блестящий масленичный каскад (тоже юмор!), я не вижу в "Двенадцатой ночи" возможности шагов в духовную (а не чисто художественно-сценическую) область театра.
Смутно это все и...главное, совсем не в плане письма: а я собирался сообщить новости. Их, в сущности, нет.
Откуда ты слышал про "Трагедию любви" Волькенштейна? {В. М. Волькенштейн, заведовавший литературной частью Студии, предложил на обсуждение пьесу норвежского писателя Г. Гейберга "Трагедия любви" в четырех актах, с тремя действующими лицами.} Мне эта вещь ["Трагедия любви"] никогда не нравилась. Четыре действующих лица работают, кажется, четыре акта нестерпимо скучно. Будь бы покороче, ну, два акта, еще ничего.
[...] Мои приедут к 1 сентября. Сергей уже ездит верхом и на седле и без оного. Дома у меня начинают ремонт.
[...] Кончается бумага. Целую тебя, дорогой. Почитай Росмера. Обнимаю тебя.
Твой Женька.
Соды не пью. Мяса не ем. Курю мало. Поправляюсь тоже мало.