Я помню раз такое свидание.
К Лорису приезжали "каяться" разные старые сослуживцы и единомышленники, побратавшиеся при дворе с Победоносцевыми и Толстыми. Вращаясь вокруг грузной фигуры А. III, поневоле ставили точки ко всему движению народа и государства, все-таки начавшемуся в прошлое царствование. И не только ставили точки, но и делали мерзости, а старое тянуло к другому, к либерализму интимных вечеров и товарищеских обедов в отдельных кабинетах у Донона. Отдыхая за рубежом, они считали долгом (заметая след лисьими хвостами) собеседовать с Михаилом Тариеловичем в минорном тоне. По Щедрину -- являлись "сечься". Лорис, лукаво щуря глаза и пряча под большим армянским носом насмешливую гримасу, добродушно выслушивал все...
А сам молчал.
-- Отчего же вы ему не отвечали?
-- Так ведь это он тут, в смокинге, между обедом в Кафе Режан и ужином в Арменонвиль. А как нацепит в Питере вензеля -- сейчас опять будет каяться в другую сторону, с сокрушенным видом и столь же искренно и откровенно. Вот-де, что мне этот восточный человек, Карапетка, говорил... Ну уж... Только бы дожить.
И вдруг:
-- Тяжело мне... Как тяжело, без дела.
-- И ведь, что ужасно: ясно вижу, черным по белому, как бедной России придется расплачиваться за эти знаки препинания Александра III...
Он так часто из своей ниццской кельи уносился тревожным предчувствием к далекой России, что и я, поневоле, вспоминая встречи с ним, возвращаюсь то и дело к этой излюбленной им теме. Он, казалось, читал в закрытой книге неумолимых судеб то, что ждало нас в очень близком будущем. Он даже предвидел неизбежную войну с Японией, и в его смятенной душе росло сознание общей вины перед народом, которому суждено пройти через катаклизмы: "И они будут так же неизмеримы, как громаден он. Маленькие политические единицы легко проходят через всякие потрясения. В какой-нибудь Португалии, напр., родовые боли революции пройдут в неделю-две, а в России даже не определишь, сколько этому чудовищному котлу надо будет перебродить, чтобы все в нем опять отстоялось... И это неизбежность! Пока еще есть время, и я в Петербурге говорил, писал туда -- и в ответ: "Давно ли вы, граф, стали трусом..." Или: "У страха глаза велики". А Победоносцев даже в государственном совете отрезал мне: "Разумеется, злоумышленникам нужна будет диктатура сердца... Поставь кое-кого из их пособников и покровителей к рулю -- тогда действительно и у нас повторится 93 год, и новый Людовик XVI взойдет на эшафот. Пусть нас не пугают инородцы (это, разумеется, -- намек на меня). У русского царя найдется достаточно и кандалов, и штыков, и мест, которые на географических картах обозначаются точками, для тысячи самозванных Дантонов, Маратов и Робеспьеров..." Я поднялся и спрашиваю: "Кого это ваше высокопревосходительство считаете инородцами?" А кощей, сверля меня в упор злыми глазами: "Как кого? Ведь ваше сиятельство изволили только что говорить, что в России революция будет особенно ужасна потому, что наша страна представляет конгломерат десятков народов, интересы которых часто не только не сходятся, а противоречат одни другим. И что успокоение, которого можно достигнуть в одноплеменном государстве легко -- идя навстречу его господствующим требованиям, -- почти невозможно там, где все это сшито на живую нитку и готово расползтись при первом удобном случае". И потом ехидно подчеркнул: "Прошу заметить, что, по толкованию графа, любовь к царю, вере и отечеству является только живой ниткой... Ну что же, у его величества найдутся, когда понадобится, не только живые нитки, но и мертвые петли!"
-- Не могут, -- волновался Лорис-Меликов, -- такие преступления правителей проходить безнаказанно для их подданных. Народы, которые терпят подобную власть, так же виновны, как и она. Перед высшим судом истории они всегда в ответе. И, разумеется, к вашему социалистическому раю, -- насмешливо подчеркнул он, -- России, хоть она и православная, придется пройти через католическое чистилище.
-- Вы спрашиваете: откуда придет гроза? Почем я знаю. Яне сейсмограф, чтобы указать это. Да и сейсмографы отмечают только то, что уже где-то началось... Думаю, что созданная при благосклонном содействии российских императоров Голштейн-Готторпской династии могучая Германия толкнет нас куда-нибудь в опасную и, во всяком случае, безумную авантюру, чтобы ослабить нас и, обессиленных, утративших волю, гений, характер, -- разгромить, расчленить и вернуть к границам Великого Княжества Московского. На нашем востоке растут страшные силы... Представьте, чем будет пробудившийся Китай... А что такое молодая, или, лучше сказать, воскресающая Япония? Яприсматривался, когда стоял у власти, к их дипломатам. Могу сказать, они не по плечу нашим. Сюсюкающие, пронырливые, наблюдательные, они видят все... И их обязательная улыбка -- является для меня зловещее трагической маски... Якогда-то заговорил об этом с государем накануне моей отставки... Он удостоил только засмеяться и потом -- Черевин мне передавал -- Александр III ему: "Представьте себе, Лорис меня Японией пугать вздумал". Ну, разумеется, общий хохот. А приглашенный в этот день к высочайшему столу Ванновский как будто вскользь заметил: граф видит, что почва под ним колеблется после ужасного события (1-е марта), ну и строит себе золотой мостик в государственные канцлеры и министры иностранных дел.
-- А теперь, ведь, немного прошло, посмотрите, кто остался в Петербурге. Кого оттуда гонят? Всех сильных людей, людей инициативы, способных брать все на свою ответственность. Глупым людям -- нужны слепые исполнители, каменщики, а не архитекторы, писцы, а не законодатели. И ведь жизнь не ждет. Мировые воды бегут мимо, созидают рядом вавилоны. Под лежачий камень они не текут, а через него перебрасываются... Сейчас мне пишут о нашем способе защищать западную границу: немцы там -- крепость, а мы против сейчас же церковь, две, три. В иноверной массе! По австрийскому рубежу -- швабы нарыли сплошной ряд твердынь, которые придется одолевать нашим серым богатырям, а мы -- визави -- православные обители, точно Холмщина и вся эта окраина сразу воссоединится с нами от звона колоколов. Подумаешь, какие трубы израильские против новых иерихонов... А в военном ведомстве -- полный простор безымянному доносу. Теперь начальству приходится трепетать не только своих помощников, но и писарей. Чуть что -- сейчас же анонимное послание Ванновскому, а он на место командирует Баранка или кого другого. А роль жандармов в дивизиях и корпусах! Следи-ка за офицерами, за направлением умов... Да... Не сразу все придет. Сначала боевые неудачи... Потом крах внутри и развал всего Государства.
-- Ну уж и всего Государства!
-- Не так это глупо, как вам кажется. Какие обручи сбивают Россию в одно политическое тело? Ведь не внутренняя связь, не химическое сродство, а именно обручи... Хоть и железные. А если кто или что их собьет? Что же, доски сами удержатся? Разве это "отечество" для населяющих его народов? В лучшем случае, кордегардия или Управа Благочиния. Была когда-то такая. Пришел, дал взятку и грабь. Своего рода папская индульгенция вперед... Обеспечение полной безнаказанности... Эх, лучше не думать. А только вот что скажу вам: умру скоро, вы меня переживете и не раз позавидуете мне.
Разве покойный не был хорошим пророком?
Сколько раз в роковые дни всероссийского боевого позора, сначала у Тихого океана, а потом на западе, и теперь в страшную эпоху народного гнева, творческого, но беспощадного, я завидовал ему, лежащему в своей далекой могиле.
Мертвые сраму неймут...
Как жаль, что я не принадлежу к тем живым, которые его не чувствуют!
Свободное копирование
