Я упомянул о Милютине и его записках.
Лорис-Меликов вел тоже свои, но это был человек живого дела, а не письма, который сейчас же хотел видеть, что выходит из его работы. Милютин и на посту военного министра, и в бесчисленных комитетах -- оставался профессором и писателем, обладавшим недюжинным талантом. Я помню его записки о Кавказской войне, в которой он участвовал еще при Николае I (ведь тогда все эпохи русской истории скрещивались не наиболее важными течениями народной жизни, -- а вотчинным порядком -- именами царей, часто враждебных собственному народу!). Не могу не повторить еще раз -- авось это направит кого-нибудь, имеющего силы на такой подвиг, подобный Геркулесову в Авгиевых конюшнях -- надо во что бы то ни стало найти мемуары Д. А. Милютина. Ведь они освещают дела и людей самой интересной эпохи нашей истории -- эпохи, где этот просвещенный автор и по-тогдашнему либеральный "сановник" был не только ответственным работником, но часто вождем и вдохновителем. Не ждать же нового беспардонного Носаря, который по малоумию и мстительному гневу возьмет да и сожжет государственный архив, как он жег такой же Петербургского Окружного Суда и Судебной Палаты. Там же ведь ждут во блаженном успении архангельской трубы многочисленные письма и записки М. Д. Скобелева. По повелению Александра III их отбирали у всех друзей и знакомых гениального полководца, может быть, для того, чтобы окутать непроницаемой тайной все обстоятельства его убийства спадассинами "священной дружины", убийства, совершенного по приговору, подписанному без ведома царя, -- на это бы Ананас не пошел -- одним из великих князей и "Боби" Шуваловым, считавшими этого будущего Суворова опасным для всероссийского самодержавия.
Да, Лорису было хуже, чем Милютину.
Мне кажется, что он и записки свои бросил.
По крайней мере, он не раз говорил:
-- Я привык, любезный друг, не писать, а подписывать.
Еще диктовать туда-сюда, но и для этого в тогдашней ниццской русской колонии он не нашел бы достаточно грамотного и досужего человека. Визиты, сплетни, интриги вокруг русской церкви, файфоклоки, флирт и Монте-Карло поглощали все время этих в большинстве пустых и глупых недоносков. А кто был поумнее, у тех оказывались свои большие дела и неотложные работы.
"Либеральный чиновник" -- это теперь звучит наивно и смешно. Мы берем такие верхние ноты, чуть ли не в трехчетвертное ля-бемоль социального творчества попали, что средний регистр нас не удивляет, но в те времена, о которых я вспоминаю, даже такой слабительный лимонад, как "диктатура сердца", был в диковину. Лориса-Меликова, впрочем, всегда тянуло влево. Он в своем изгнании дружил с Белоголовым, с Джаншиевым, с эмигрантами-врачами. Как-то я застал у него зловещую и несколько театральную фигуру настоящего бундиста. Было ли это со стороны Лориса-Меликова лукавство, но он так заворожил мрачного незнакомца, что тот, выходя со мною, несколько раз повторял:
-- Вот это человек!.. Никогда не думал!
А на другой день Михаил Тариелович мне: "Знаете, каждого купить можно. Одного звездою, другого деньгами... А этот, вчерашний, дешевле всего".
-- ?
-- Так... Он, уходя, так мне жал руки... А я, всего только, его внимательно не слушал!
Потом он о таких же типах:
-- Страшные люди! Мы все не верим себе. Жизнь большинства из нас -- сплошное ложное положение. Мы думаем одно, говорим другое и делаем третье. Эти верят тому, что они говорят. За ними большая сила. Весь их кругозор -- в куриный нос, но у других он еще короче, а убежденность их, разумеется, увлекает массу. У них готовые лозунги, и они так же легко воспринимаются ею, как... впрочем, вспомните апостолов. Ведь и всю их философию, все учение можно уложить в десять строк всего -- легко усвоить, выучить и повторить другим. А главное, не надо думать, догадываться. Я читал ваши книги давно, признал в вас революционера, но у них будет больше успеха. Вы доказываете -- а народу это скучно... Эти проще: они приказывают, и толпе это понятнее.
Блуждавшие по Европе сановники тоже заглядывали к нему. Но с опаской... Или точно совершая подвиг невероятного мужества.
-- Я ничего не боюсь... Я даже у Лориса был...
И сам на себя любуется в зеркало: вот-де какая я цаца, смотрите на меня, православные.
Даже заплечные мастера Ананаса III показывались у него, складывали губы пупоном и журчали: как-де у нас жалеют, что вашего сиятельства нет в Петербурге. А между тем стоило бы вам, граф, пожелать и... Наш Августейший сколько раз вспоминал... Ваша государственная мудрость... и проч. и проч. и проч., все, что полагается Иуде Искариоту говорить в таких обстоятельствах. После них, бывало, Лорис-Меликов отдувается, точно он воз в гору тянул.
-- Много я теперь согрешить могу. Два вечера с Дурново провел. Сейчас бы умереть -- прямо в рай.
Он с ними и говорить не умел, а может быть, и не хотел. Только с ласковою усмешкой слушал. Понимай-де, как хочешь.
-- И ведь всякий щучий мозг воображает, что он обвел меня вокруг пальца. А в Питере хвастаться будет: "Я-де армяшку так пронял. Он уж и туды, и сюды, а я его и в хвост, и в голову". Знай-де наших, какие мы богатыри.
