Окрыленный похвалой "настоящего поэта", я набросился на книжки стихов. Я восхищался техникой стихов Брюсова, но они меня не трогали. Не понравились мне и стихи Бунина. Зато Блок меня положительно очаровал. Стихи его не все были мне понятны, но они трогали в душе моей струны, которые еще не звучали никогда. Книгу Сергея Городецкого "Ярь" я прочел с наслаждением. Между прочим, попалась мне книжка поэта-сатириконца Петра Потемкина "Смешная любовь". Поэт воспевал парикмахерских кукол, вводил в свои стихи уличный жаргон. В стихах отражалась ночная жизнь главной артерии Питера -- Невского проспекта. Стихи его я читал сначала с возмущением. Образы и язык Потемкина мне казались профанацией искусства. Я с негодованием читал:
Ночью серая улица,
Серые дома...
Папироска моя не курится,
Не знаю сама -
С кем я буду амуриться.
Или такие строки: "Под натянутой подпругой заиграет селезенка", "Нынче пятница, -- во вторник я приду к Паулине снова", "Мимо ходит по панели много разных душек-дам", "Что за глазки, что за губки, просто шик -- что за наряд".
Позже, присмотревшись к уличной жизни столицы, я понял, что Потемкин -- подлинный поэт, но поэт одной лишь улицы -- Невского.
После полугодичного перерыва, познакомившись с книжками современных поэтов, я снова стал писать, и мои новые стихи показались мне удачными. Пересмотрев старые, я сразу увидел, насколько они были слабы по технике. Выбрав лучшие из вновь написанных стихов, я решил снести их опять-таки в понедельничную газету "Наш день", организованную сотрудниками популярной в то время ежедневной газеты "Товарищ". В "Нашем дне" часто печатались стихи Александра Рославлева. Стихи носили мрачный оттенок, доминирующей темой была тема о смерти. Впрочем, встречались у Рославлева и революционные, или, вернее, бунтарские стихи, и стихи, пронизанные бодростью, в роде:
Над конями, да над быстрыми,
Месяц птицею летит
И серебряными искрами
Поле ровное блестит,
Веселей, мои бубенчики,
Заливные голоса...
Гой, ты, удаль молодецкая,
Гой, ты, девичья краса!
Эти стихи о тройке были, конечно, хуже известных стихов Скитальца на ту же тему: "Колокольчики-бубенчики звенят, простодушную рассказывая быль..."
Первая книга стихов Рославлева называлась "В башне". Рославлев был огромного роста, широкоплечий богатырь, добродушный, веселый, хороший товарищ. Ходил он с ранней весны до снега в черной широкополой шляпе и широком черном плаще и являлся фигурой весьма колоритной. До революции он выпустил несколько книг стихов и рассказов. Уже после революции я слышал, что он стал членом партии и умер от тифа не то в Краснодаре, не то в Ростове. Стихи его мне нравились, несмотря на мрачный колорит или, вернее, благодаря этому колориту.
В одном из альманахов я прочитал его автобиографию. Рославлев прошел суровую школу жизни и, по-видимому, тяжелое прошлое наложило мрачный отпечаток и на его творчество. Помню припев к его стихотворению "Песня":
Подавись ты, судьба,
Жизнью краденой, --
Ждут меня два столба
С перекладиной.
Или стихотворение "Игра":
Что шумны в трактире гости,
Кто, полночник, за столом?
Это смерть играет в кости
С кривоглазым палачом.
Сдвинул каменные брови,
Глаз -- как черная свеча...
Капля солнца -- капля крови
На рубахе палача.
В те времена даже такие стихи считались революционными. По крайней мере, лево настроенные читатели, привыкшие к эзоповскому языку, жадно искали в подобных стихах какого-то сокровенного революционного смысла.
