Мало-помалу с течением времени опасность миновала; но выздоровление шло чрезвычайно медленно, и, что главное, не возвращались силы. Врачи настаивали на поездке в чужие края, но я решительно объявил, что поеду только в любезный мой Фалль. Государь, располагая предпринять в конце июля продолжительное путешествие на юг империи и в Закавказье и непременно желая иметь меня с собою, твердил мне беспрестанно о принятии всевозможных мер и предосторожностей в течение лета, чтобы быть в силах ему сопутствовать. [...]
Так как петербургские мои врачи находили, что воздух Фалля, по возвышенности положения моего имения, может в первые дни быть для меня вреден, то Государь приказал, чтобы на эти дни приготовили мне в Ревеле его Екатеринентальский дворец. Когда меня привезли туда, там уже ждал фельдъегерь, присланный от Его Величества осведомиться, как я совершил морское мое путешествие.
В Фалле силы мои стали видимо возвращаться, и через несколько недель мне уже позволялось бродить, хотя все еще с большой осторожностью, по бесподобным моим рощам и садам. Это был еще первый совершенный покой, которым дано было мне наслаждаться после 38 лет деятельной службы. Я собирался возвратиться в Петербург к 25-му июня, дню рождения Государя, но он положительно мне это запретил, требуя, чтобы я приехал, как и прежде предполагалось, в конце июля. Почти ежедневно Его Величество присылал ко мне нарочного курьера, и его письма сохраняются в Фалле как драгоценное доказательство монаршего ко мне благоволения.
Свободное копирование
