С 1928 года в русских деревнях Тувы появляются машинные товарищества, ККОВы – комитеты коллективной общественной взаимопомощи. В Сосновке их называли КОВы, они объединяли по 8 –10 семей. Я хорошо помню рассказы папы о том, как он был председателем КОВа. В него входили две семьи Залуцких, две Евсеенко, Никитины Федор и Аким Беляковы и две семьи бедняков – Анна Сию и Фрося Сафу. Совместными в КОВе были только сельхозмашины: косилка, она же жнейка, конные грабли, веялка, молотилка. Все машины стояли у нас возле кузницы, ремонтные работы выполняли папа и дядя Петр, причем бесплатно.
Сено на лугах косили по жребию, а уборку зерновых начинали с того участка, который раньше других созрел – все по справедливости. Особенно дружно наши работали с семьей Никитиных. Хозяйка поля готовила на всех общий обед, остальные вязали снопы за лобогрейкой и ставили их в суслоны. Если пшеница полегла от ветра, то этот участок выжинали серпами, берегли каждый колосок. Уже после второго класса, я ездила верховым на сенокосилке и жнейке, а после третьего – на конных граблях. Попробовала и серпом срезать пшеницу, но сил было мало, а серп острый – поранила левую руку так, что на всю жизнь шрам на мизинце остался.
Коллективная взаимопомощь давала хорошие результаты, особенно для бедняков. Наша семья бедно жила, но у нас было три лошади, поэтому нас считали середняками.
А у Сию и Сафу было по одной лошади, поэтому Кововцы давали им своих лошадей на время уборки. Но были и такие, как кулак Евсиенко Денис, он не давал лошадей даже своему брату Терентию. Помню, когда я училась в шестом классе, то под диктовку папы и других членов КОВа писала об этом заметку в газету « Вперед », статью напечатали, а Евсиенко потом сердился на всех. Но к нашему папе все относились с уважением, он – единственный кузнец в селе, зимой и летом он нужен людям. Он, наш дорогой Адам Минеевич, много дел выполнял за «спасибо»: всех хозяек деревни обеспечивал ухватами, сковородниками, чинил, паял ведра, кастрюли… Тувинцам он подковывал лошадей : «Адамчик » - любовно называли они его, ценили его доброту и честность. Я вспоминаю его рассказ о том, как он оштрафовал вместе с другими свою жену Шуру за то, что « с бабами брала» клубнику на поливных полосах. Тогда он был исполнителем – тоже бесплатная должность вроде теперешнего председателя сельсовета. Может быть из–за своего бескорыстия да большой семьи он не мог купить себе праздничного костюма или хромовых сапог. Нас родители тоже скромно одевали. Где взять деньги на покупки? Никто ничего не продавал, базаров в селе не существовало. Выращенного в хозяйстве бычка или свинью можно было сдать в райпо по самым низким ценам, так же сдавали лишний картофель со своего огорода. На полученные деньги можно было купить только самое необходимое для семьи. Еще в зимнее время за мое проживание в интернате надо платить. Правда, в шестом классе, я мало там жила, зима была мягкая, как говорили у нас. А семиклассницей я почувствовала себя взрослой, мы – сосновцы приспособились на лыжах в школу ходить. Пробежишь три километра, так разогреешься, что пар от тебя идет!
Ходить на лыжах мы научились на уроках физкультуры, я даже принимала участие в кроссе и заняла второе место среди девочек. Взрослеем. И задания нам давали уже самые серьезные. Весной 1941 года загорела тайга. Весь седьмой класс отправили на тушение пожара, с нами была завуч Екатерина Захаровна Сычева и физрук Алексей Иванович. Страшное это зрелище – горящая тайга! Вот только что стоял зеленый красавец кедр, и вдруг переменный ветер бросил на него огненный язык и в считанные секунды мы видим вместо дерева огромный огненный факел, достающий до неба. Попробуй, потуши этот огонь! Он не щадит ни вековые сосны, ни молодые деревца, только что распустившие свои первые листочки. Вот уже пламя перекинулось на стайку белых березок и затрещала их нежная кора, да так, что искры летят во все стороны. Сколько гибнет богатства во время пожара? Дикий козел выскочил из леса и остановился от страха перед нами. Едва ли все четвероногие жители тайги успеют спастись из такого ада!
Пожарных машин тогда не было. А люди обкапывали горящие участки, делали все, чтобы, как говорят, локализовать пожар, не дать огню распространяться дальше. Лишь на третьи сутки утих ветер, и удалось остановить огонь. На выгоревших участках стоят обуглившиеся черные, как сама смерть, не догоревшие стволы. Долго еще здесь не возобновится жизнь.
Мы вернулись на занятия и начали готовиться к выпускным экзаменам. И вдруг – несчастье в классе: мой одноклассник Миша Хольшин, приемный сын нашей классной руководительницы Анны Федоровны Герцен заболел. Во время пожара он напился из горного ручья студеной воды и слег с воспалением легких. Врачи говорили, что Миша также наглотался дыма, и теперь организм не справляется с недугом. Хоронили его всем классом, сами плакали и наша классная с нами. Горе сближает людей.
А в начале мая заболела наша «бабанька Марина», так мы звали свою бабушку Матрену Трофимовну Залуцкую. Она была замечательной таежницей, хорошо знала, где можно брать смородину, малину, где будет хороший урожай кедровых орехов. Когда у меня болели ноги, она брала меня с собой в тайгу за муравьиным спиртом. В стеклянные бутылки сыпали по ложке сахарного песку, потом вставляли в бутылки длинные соломинки, смоченные сладкой водичкой, и зарывали в большие муравьиные домики –кучи, оставляя сверху горлышки с соломинками. Через неделю забирали бутылки с муравьиной кислотой. Этой жидкостью лечили мои ноги, надо сказать, что это помогало. Бабушка ходила в тайгу всегда в лаптях, которые сама плела. А в эту весну сыновья упросили ее надевать ботинки. Однажды она натерла ногу, разулась и возвращалась домой босая. Вскоре нога покраснела, получилось заражение. Месяц лежала она в постели, мы навещали ее, пытались утешить, но ей становилось все хуже. Слезы текли при виде умирающего родного человека. « Не плачьте, -еле выговорила она слова, - я рада, что меня похоронят оба сына.» 26 мая я вернулась с экзамена по физике, бабушка уже умерла. А через месяц началась война, оба сына ушли защищать Родину.
