На грани провала

43. На грани провала

Пролетел учебный год. На носу снова «теория корабля», причем за полный курс! Как будем сдавать? Опять рискнем?

- Рискнем! Риск - благородное дело!

- Владик, как с билетами? Обеспечишь?

- Если поможете, как в прошлый раз.

- Заметано!

Алешка не удержался:

- Для тех, кто подзабыл уроки прошлой сдачи и намеревается снова легко проскочить, напомню, что помандражировать пришлось тогда изрядно. Или уже все забылось? Повтор прошлогодней идеи будет успешным только при условии, что каждый будет добросовестно готовить весь курс, а свой билет получит за час-два до экзамена, чего будет вполне достаточно, чтобы еще раз, более основательно и углубленно его проштудировать. А если опять объявится Резник, или кто-нибудь еще покруче? А если кому-нибудь не повезет, не удастся незаметно поменять билеты и вся наша затея рухнет, что тогда? Общий провал? И потом - надо же быть дураком, чтобы, выучив всего один билет, пытаться изображать из себя великого ученого, идти отвечать без. подготовки. Кто тебе мешает сесть за парту, спокойно набросать план ответа, сделать все необходимые заготовки и без суеты и показухи пойти отвечать?

А куда в прошлом году делись те билеты, которые мы тянули? Все их надежно уничтожили? Если же хоть один остался где-нибудь в парте и попал в руки декана, то можно не сомневаться, что это открыло ему глаза на суть нашей комбинации, и ее буквальный повтор станет комедией, или, точнее, трагикомедией. Но смеяться будут одни экзаменаторы. Всем известно, что история повторяется как фарс...

- Не пугай! Если бы кто-то узнал, то давно всем нам дали бы по шее. Да и все остальные экзамены мы сдаем нормально. Ну, шпаргалим, не без этого, конечно. Так почему именно на «»теории» нас кто-то будет отлавливать? А какая ни есть гарантия сдачи нам не помешает. Я - за прошлогодний вариант!

Вовчика поддержало подавляющее большинство. По законам коллективизма к ним присоединились остальные. И снова вместо подготовки к труднейшему экзамену - беззаботный и массовый загул! Нет, никак не даются нам уроки даже собственных ошибок!

И только неотвратимое приближение дня сдачи побудило наиболее совестливых сесть за конспекты. И трусливых тоже. Но беспечный народ составлял гордое большинство.

Начался экзамен более, чем благополучно. Яценко был в прекрасном расположении духа и в отсутствие декана щедро раздавал высшие баллы. По заслугам, естественно, - ответы радовали глубиной и обстоятельностью. Дополнительные вопросы возникали изредка и главным образом со стороны отвечавших - любознательность всегда импонировала Михаилу Яковлевичу и он охотно делился своими мыслями по самому широкому кругу научных, практических и просто житейских проблем.

Добросердечные беседы учителя с учениками близились к концу, когда подошла очередь Бори Петраченко. Взяв билет, он назвал его номер, но вдруг почему-то спросил:

- Мне отвечать по этому билету, или по тому?

- Какому, извините, тому? Дайте-ка Ваш билет. Так, билет номер семь... А Вы хотите отвечать по другому? Впрочем, Вы и назвали другой номер... двадцать два? Почему, что за блажь? Но ведь по седьмому билету уже кто-то, мне помнится, отвечал? Да - да... вот список... Ага, Корнеев. Постойте, значит, у нас почему-то оказалось два седьмых номера? Не может быть - все билеты я тщательно проверил! Так почему Вы хотите отвечать по двадцать второму?... Ничего не пойму...

- А я его выучил.

- Почему именно его, а все другие Вы не учили, что ли?

- Учили, но этот мне нравится больше.

- Нет, миленький, так не делается. На экзаменах студент отвечает обычно на тот билет, который он вытянул. Понятно, это в определенном смысле лотерея, но ничего лучше пока не придумали, так что готовьтесь отвечать на номер семь. Нет, нет, погодите, ведь он уже был. Так не годится! Я не вижу другого выхода, кроме как предложить Вам снова взять билет. Берите! Какой номер?

- Двадцать два.

- Как, опять двадцать два? Именно то, что Вы хотели? Ну-ка покажите. Батюшки, да что же с Вами? Ведь Вы держите в руках номер двадцать пять, а называете снова двадцать два.

- А я его хорошо знаю. И вообще мне надо отвечать по нему, а то все перепутается.

- Ладно, голубчик. Коль Вы так настаиваете, то давайте начнем с него. - Яценко внимательно и с некоторым подозрением вглядывается в Борино лицо. - Я только разыщу этот двадцать второй... Ба, да его нет! Никто еще по нему не отвечал, а билет куда-то исчез... Что за напасть?!

- А я его и так знаю, помню все вопросы.

- Ну-ну, тогда садитесь и спокойно готовьтесь. А я еще его поищу. Ведь должен же он где-то оказаться! Возможно в портфеле?

Михаил Яковлевич вывалил на стол содержимое большого кожаного портфеля, с которым никогда не расставался.

Петраченко, сев за парту, тут же извлек из рукава билет номер двадцать два.

Внимательно просмотрев все бумажки и не обнаружив пропавшего билета, преподаватель крайне расстроился. И каково же было его удивление, когда он, подойдя к Бориной парте, увидел в его руках узкий клочок бумаги с четкой цифрой: двадцать два.

- Билет? У Вас? Откуда? Ну-у, голубчик, так поступать нельзя. Зачем же Вы его спрятали? Получается, что вместо одного Вы взяли сразу два и выбрали тот, что полегче? Я не ошибся, так все и было? Вот и хорошо, все стало по своим местам.

Боря глядел на него ясными голубыми глазами и дурашливо улыбался.

Вообще-то Петраченко не был умственно ущербным, но всяких странностей в его поведении хватало. В училище он появился с большим опозданием. Хлопотал о нем один из детских домов в украинской глубинке, потому что война отобрала у него не только родных, но и вообще всех родственников.

Старательный, дотошный в учении, он быстро догнал остальных, но на равных вписаться в коллектив ему так и не удалось - он оставался замкнутым, зажатым и очень стеснительным. Никакой помощи - ни духовной, ни материальной - со стороны не получал. Единственной одеждой на все времена оставалась форма, его личные расходы укладывались в крохотную стипендию. Даже умудрялся что-то от нее оставлять и временами куда-то отправлял грошовые переводы.

Близких друзей не нашел, потому, наверное, что был крайне самолюбив и упрям. Всех раздражало его нежелание считаться с чужим мнением и практическая неуправляемость - в любое время он мог выкинуть самый неожиданный фокус: уйти с дежурства, пропустить занятия. Объяснение давал самое бесхитростное: «А мне так хотелось!».

Поддавшись общему увлечению парашютизмом, он оказался единственным, кто, пройдя весь теоретический курс и дойдя до прыжков, сидя уже в самолете, не стал прыгать. Инструктор сделал несколько дополнительных кругов в прыжковой зоне, но тщетно - лезть на крыло и сигать в бездну Боря отказался.

Даже в увольнение он уходил всегда один и где болтался, не знал никто. И когда оставалось только сдать государственные экзамены, получить долгожданный диплом и идти в самостоятельную, пусть не очень сытую, но и не голодную жизнь, что для него всегда было наиболее важным, Боря бросил все и перешел в университет, куда, оказывается, он уже бегал несколько лет, пропуская уроки в училище.

Бедствуя на студенческую стипендию, он все-таки стал учителем и вернулся в свой детский дом.

При бурном обсуждении порядка сдачи этого экзамена Бори не было, он получил свой билет и короткий инструктаж прямо перед заходом на сдачу. Не все, очевидно, понял, а уточнить постеснялся. И стал уже по ходу импровизировать, заставив переживать всю группу.

Сносно ответив по билету, он спокойно поднялся:

- Рассказал я, кажется, все. Теперь пойду, у меня еще на сегодня много дел.

Экзаменатор опешил:

- Как то есть Вы пойдете? Разговор еще не окончено Здесь я, вроде бы, регулирую порядок.

- Так я Вам на все ответил. Больше у меня времени нет. - Боря решительно пошел к выходу. Яценко недоуменно проводил его взглядом, широко разведя руки.

- Троечка! Ничего другого я Вам поставить не смогу. Результаты Борю не волновали. Потрепав всем нервы, он снова исчез до следующего экзамена.

На традиционном подведении итогов объявился декан. Тихонько, шепотом Яценко поведал ему о странном поведении Бориса. Лицо Резника вытянулось, помрачнело, некоторое время он напряженно мыслил и вдруг просиял, найдя, видимо, мучавший его ответ:

- Это известный в студенческой практике прием, именуемый конвейером, когда один из первых сдающих, используя ловкость рук, берет вместо одного сразу два билета. По одному он сдает экзамен, а другой выносит собратьям. Кто-то по этому билету готовится и идет тут же сдавать, а вытянутый им билет вновь выносит друзьям, и так далее. Это и есть конвейер.

- Похоже, что так оно и было.

Так, или нет, но вся группа надолго попала в немилость к руководству. На всех остальных экзаменах преподаватели очень внимательно следили за порядком и вели строгий учет экзаменационных билетов - всякая возможность их подмены отпала полностью.