Ленинград – Симферополь.
Хорошего - всегда бывает понемножку. Только расслабишься, глядь, кривая уже пошла вниз. Причем, это не синусоида. У той подъемы и спуски равномерные. А у моей, падений гораздо больше. Не симметричная такая кривая. Я бы сказал даже очень несимметричная.
Мама в Ленинграде срочно устроилась на работу. Работа — это не только зарплата. Главное рабочая карточка, без которой прожить было проблематично. Работа сдельная, надо вкалывать, не взирая на время. Куда девать в этом случае ребенка? Вестимо, в детский сад. Меня пристроили сначала в садик на Литейном, чуть дальше перекрестка с улицей Некрасова. Но забирать из него надо было ребенка довольно рано. Мама не успевала с работой.
После этого я очутился садике-интернате. Находился он на набережной Невы, не то Английской, не то Дворцовой, я тогда плохо ориентировался. Спали дети в огромной комнате – зале, окна которой выходили на Неву. По ночам я иногда просыпался, подходил к ним и видел изумительную панораму города, залитого лунным светом. Замерзшая Нева, покрытые снегом гранитные набережные дышали холодом. Но главное, холодно было и в душе. Любой интернат для ребенка не подарок. Он все равно чувствует себя одиноким. Никакая, даже самая добрая нянечка не заменит маму, ее тепло.
Кормили вроде бы сносно для голодных послевоенных лет. Но ослабленные за военные годы дети все равно не наедались. Все время хотелось есть. Лучшим подарком во время раздачи хлебы было горбушка, которую можно долго грызть. Ее давали по очереди. И как трудно было дождаться своей очереди.
Летом весь садик вывезли на дачу в поселок Вырицу.
Мама иногда приезжала туда, проведать меня. Пыталась организовать мне дополнительное (за плату естественно) питание, но няньки большую часть его разворовывали. Есть все рано хотелось отчаянно. Из того времени почему то отчетливо запомнилась лишь одна деталь. У мамы я увидел книгу, которую она взяла почитать в поезде. Читать я уже умел и название ее и обложку помню до сих пор – «Собака Баскервиллей». О чем? Спросил я. Вырастешь – прочтешь, ответила мама. Странно устроена память. Не помню имен ни одной няньки, воспитательницы. Не помню ничего так ясно как эту книгу.
Пребывание в Вырице окончилось довольно быстро и плачевно для меня. Я серьезно заболел, поднялась температура и я стал терять сознание. В сопровождении няньки меня отправили в Ленинград. Поезд еще смутно помню, а потом провал. Видимо от вокзала на скорой доставили в ближайшую больницу. Однажды я то ли очнулся, то ли проснулся – у постели сидела мама и плакала. Потом она достала из сумочки маленькую пластмассовую баночку и стала кормить меня картофельным пюре. Впервые за несколько дней я поел и пюре показалось мне невероятно вкусным. После больницы меня сразу отправили в Крым на остаток лета. А к осени я вернулся в Ленинград и поступил в первый класс 182-й мужской средней школы.
Школа была рядом с домом на улице Пестеля, только дорогу перейти. Однако учиться толком не смог. Большую часть времени проводил дома, в постели. Постоянные простуды, температура. Врачи сказали, что у меня начинается туберкулез легких и долго я Питерском климате не протяну.
