Что происходило в это время в НИИ? Тоже, что и в незалежной Украине. Институт стал стремительно терять кадры. В основном уходили молодые квалифицированные специалисты. Пожилым и людям предпенсионного возраста деваться было некуда. Правда, в виде исключения, в институте появился новый сотрудник, молодой доктор геолого-минералогических наук В. В. Юдин. С приходом в Киев нового начальства практически все геологические работы прекратились, кроме золотой и алмазной тематики. С созданием Министерства охраны окружающей среды, куда вошел и Госкомитет Геологии в моду резко пошла экология. При этом саму экологию все специалисты понимали со своих позиций. Химики, биологи, геологи, гидрологи видели в экологии только свою часть общей проблемы, забывая, что дословный перевод слова экология - наш дом. Это громадный комплекс общих и частных проблем отдельных регионов и всей Земли. Со сложными взаимосвязями и с негативно влияющими на человека факторами и техногенного и естественного происхождения.
Особенно нелепыми мне казались разномасштабные геохимические съемки городских территорий. На них тратились немалые средства, хотя результат был заведомо очевиден. Естественно, вдоль оживленных трасс и проспектов в почве обнаруживались высокие концентрации свинца, некоторых других тяжелых металлов, вблизи автопредприятий - повышенные содержания нефтепродуктов и т. д. Эти показатели не с чем было сравнить. Потому как никто не определял общий геохимический фон.
Коллеге геохимику я задал вопрос на защите такого отчета: как он выделял аномалии тех или иных химических элементов. А согласно инструкции по проведению геохимических съемок при поисках и разведке месторождений полезных ископаемых. Причем тут экология он не задумывался, тупо пользуясь геологической инструкцией составленной совершенно для других целей. Более того, эти территории никогда не использовались для выращивания сельхозпродукции. Следовательно, все выделенные токсичные вещества в пищевые цепочки не попадали. Ну, какая мне разница, если в центре города на газоне в почве целый букет токсикантов. Редиску или огурцы там все равно никто не собирается выращивать. Спорить с этим пожилым и агрессивно настроенным человеком я не стал. Он просто зарабатывал cебе на кусок хлеба, а на проблемы экологии ему было просто наплевать.
Но вот, что действительно упустили в этих съемках, так это определение концентраций радона в подвальных помещениях. Этот радиоактивный газ имеет свойство при определенных геологических условиях там накапливаться. Он без цвета, запаха и может определяться только специальными приборами. Имея короткий период полураспада, радон поражает легкие, распадаясь прямо в тканях.
В то время каждый сотрудник участвовал в нескольких проектах. Один проект просто не мог обеспечить зарплату сотрудникам. Приходилось заниматься и методичками по мониторингу техногенного влияния на геологическую среду и выполнить собственную короткую тему по исследованию токсичности природных вод речных бассейнов Судакско-Феодосийского района. Причем изучение для токсичности природных вод мы использовали новейшую Ленинградскую разработку - прибор "Биотестер-2".
Лет пять назад, когда я подписал документы на приобретение биотестера, директор был готов сожрать меня живьем - прибор стоил дорого. Столько же стоила автомашина "Волга". Зато теперь мы оказались монопольными обладателями биотестера на Украине и прибор начал приносить дивиденды. Коллеги в Ученом совете с трудом понимали идею биотестирования. Как же так, вопрошали те же геохимики, у Вас по всем анализам концентрации вредных веществ ниже ПДК, а воды токсичны. Пришлось прочесть им небольшую лекцию о явлениях синергизма и антагонизма среди токсикантов. Не знаю, поняли они что-то или нет, но нападки на метод биотестирования прекратились. А сам прибор вызывал черную зависть у коллег из других организаций.
Летом я помогал оползневикам изучать механизм подвижек оползней на морских побережьях. Для этого моя группа организовала лагерь на институтском полигоне в район села Приветное. Наверное, в последний раз мы собрались такой компанией у моря. Приехал Валентин Павкин с аквалангами и компрессором, его и мои друзья. Уже взрослые дети начальников и моя дочь. С аквалангом я обследовал всю подводную часть оползня и прилегающую акваторию.
Дно метров на 50 от берега было сложено плотно упакованными глыбами. Видимо это была переработанная волнением языковая часть оползня, куда добавился крупный материал селей близлежащей речушки. Надо сказать один такой селевой поток мы наблюдали после серии ливней. Масштабы селевого конуса выноса впечатляли. Берег в районе устья выдвинулся в море метров на семьдесят. Субмариной разгрузки подземных вод в районе перемытого языка мы не обнаружили. Хотя чуть выше уреза рядом с оползнем были "интервалы высачивания" горько-соленых сульфатных вод с минерализацией до 10 г/л.
В один из дней к лагерю на своей машине подъехал родной брат Гены - Игорь. И тут же пригласил нас с Геной на той. Игорь был пилотом - истребителем, замом командира полка, базировшегося где-то в районе Гдова. Каждое лето он приезжал в Крым в отпуск и неизменно являлся ко мне в кабинет с бутылкой водки. Мы с ним мгновенно нашли общий язык и подружились. Поскольку меня в этот приезд на месте не оказалось, Игорь решил достать меня в поле. Когда мы с Геной подошли к его машине, то рядом с ней уже был накрыт роскошный стол. За рюмками он рассказывал разные занятные истории из своей летной практики. Выхожу из пике над самой землей, и вдруг мне стекло шлема покрывает слой пыли. Ни черта не вижу, сукин сын техник плохо пропылесосил кабину. Я его потом чуть не прибил. А я и не знал, что кабины пылесосят.
В общем, за разговорами мы все выпили основательно. По дороге в лагерь едва не рухнул с обрыва, хорошо Гена вовремя ухватил за руку. Отделался только тем, что потерял плавки в которых собирался искупаться. Но может оно и к лучшему - лезть в таком состоянии в море - рискованно. Кое-как добрались до палатки и улеглись спать. Ночью пошел дождь со шквалистым ветром. Колья повыдергало, палатка завалилась. С пьяных глаз найти застегнутый на молнию вход в палатку никак не удавалось. Гене мокрым брезентом залепило лицо и он стал задыхаться. И хотя мою ругань слышал весь лагерь, никто не удосужился вылезти под дождь и помочь нам. С великим трудом я отыскал молнию и вылез из палатки. Потом помог выпутаться из нее Гене. Под дождем мы мгновенно протрезвели, заново натянули палатку и покрепче вколотили колья. Внутри палатка и спальные мешки оказались мокрыми, так что ночь пришлось коротать сидя.
Утром отправились к Игорю похмеляться. По дороге попытались отыскать плавки - но, увы, видимо дождь их смыл в море. День пропал зря. Лезть под воду было бесполезно. После шторма и ливня видимость там ноль. К завтраку Беня принес кучу грибов - дождевиков. Я считал, что их есть нельзя. И оказался не прав. Молоденькие дождевики по вкусу ничем не отличались от других грибов, в поджаренном виде - то, что надо. Так закончился этот полевой сезон. Последний сезон с водолазными спусками. Все хорошее обязательно когда-то кончается.
Маленькое отступление. 15. Некоторое время Виктор Юдин сидел в кабинете зав. отделом. Кабинет же себе зав. специально выбрал маленький, чтоб никого к нему не подсадили. Естественно там было очень тесно. И зав. решил переселить Юдина в мой кабинет, не менее тесный. Посадить его в комнату полную женщин, видимо побоялся, хоть и пробовал. Мой кабинет представлял собой узкую темноватую комнату с одним окном, выходящим на север. Я принял уплотнение без восторга, но с начальством не стал спорить. В результате кабинет мгновенно превратился в сурдокамеру.
Что такое сурдокамера? Это изолированная от внешнего мира капсула, страшно тесня и неудобная. Придумана она для проверки людей на психологическую совместимость. Она необходима в тесных отсеках подводных лодок, ПОА, на космических кораблях. Действует она безотказно. В тесном изолированном пространстве людей начинают раздражать даже мелочи. Я бы сказал, особенно мелочи, на которые в других условиях не обращают внимание. Причем настолько, что бывало хорошие приятели выходили из нее врагами.
Что бы ни портить зрение, и максимально использовать дневной свет свои столы мы оба поставили вплотную к окну. Между ними остался крошечный проход, настолько узкий, что отодвигая стул, ты невольно задевал соседа. Вдобавок Виктор, поработавший 23 года на Севере, привык работать за большим широким столом. Ему надо было раскладывать на нем карты, профили - листы большого формата. И вот он начал потихоньку отвоевывать жизненное пространство. Путем пристройке к столу разных полочек..
Нормальное явление для обитателей сурдокамеры. В такой ситуации мы неизбежно должны были поругаться и стать врагами. Начальство это бы вполне устроило по принципу "разделяй и властвуй". Однако этого не произошло. Мы, как и всякие разумные люди пошли на всяческие компромиссы и, в конце концов, стали друзьями. Вопреки подлым свойствам сурдокамеры, стали прекрасно понимать друг друга буквально с полуслова, с полувзгляда. Могу лишь добавить, что такое в жизни встречается крайне редко, так же как и настоящие друзья.
В итоге, провокационная идея начальства полностью провалилась. Более того, ежедневное общение у нас превратилось в жизненную потребность. Когда через несколько лет Виктору дали отдельный просторный кабинет, мы все равно ухитрялись проводить значительную часть рабочего времени вместе. И весь НИИ знал, что если Юдина нет на месте, он обязательно сидит у меня в кабинете. И наоборот. Кого-то наша дружба раздражала, а кое-кто просто завидовал. Сожалею лишь об одном - встретились мы поздновато, когда мне уверенно перевалило за пятьдесят. О чем я прямо сказал в одном из своих стихотворений: "Мы поздно начали дружить, когда седели!".
Свободное копирование
