Нам надо было уезжать. Мы уехали только дней через десять. Не сразу. Долго не могли собраться. Нас отправили в Пермь. Надо было спуститься на пароходе по Волге и подняться по Каме. Векшин одел ребят, всем девочкам он сделал синие на вате пальто, а мальчикам куртки. Обувь, шапки подобрали. Он все это сумел выхлопотать. Неодетыми остались только малыши (пальтишки были, но легкие). Нам выдали талоны на мясо, хлеб и муку. Векшин так позаботился о нас, как никто потом не заботился. Он сумел сделать все это из ничего. Но район там был богатый. Нам дали лошадей и телеги. Малышей посадили в арбу, закрыли моим ватным одеялом. И мы поехали в ночь, боялись обстрела. Это было числа 25 октября.
Еду везли сзади на лошадях. В лесу начался обстрел. Лошадей с продуктами завернули. Мы остались без капельки хлеба. Когда спустились к Волге, попали в деревню, где детей разобрали по домам – накормили, напоили. Парохода не было. И, наконец, детей отправили через протоку. Детей посадили на телеги, и они поехали через пустырь к дебаркадеру. Тут начался обстрел. И вот там я впервые поседела. Наши дети не пострадали. Но было очень страшно, летели колеса.
Наконец появился сверху очень небольшой пароходик. Оказывается, в этой области было четыре эвакуированных интерната. И они оказались в первой линии. Нас разместили уже на палубе. Нам дали корму. Заболела директриса. Она передала мне полномочия. Заболело двое детей (скарлатина потом оказалась у одного, а у другого свинка). Дали телеграмму матери.
Нас всех проверяли перед отъездом из Ленинграда – происхождение чуть ли не от Адама. Дети были очень избалованные.
Народу набрали на пароход очень много. Малышей забрали в каюту. Я была самой старшей по положению. Подъедали все до крошки. По дороге получали хлеб по карточкам.
