authors

1427
 

events

194062
Registration Forgot your password?
Memuarist » Members » Vladimir_Debogory » Университетское время и начало моего народничества - 3

Университетское время и начало моего народничества - 3

01.10.1868
Киев, Киевская, Украина

 Первое пробуждение и оживление студенческой среды стало замечаться осенью 1868 года. Насколько помнится, дело началось с устройства кассы самопомощи и кухмистерской.

 Кассовая организация составлена была из кружков, представители которых в известное время собирались для выдачи пособий своим нуждавшимся членам, а также для принятия решений по разным организационным вопросам. Дела же кухмистерской решались общими собраниями, отбывавшимися в помещении кухмистерской. Закупкой провизии и обедами заведывал распорядитель или кассир (теперь уже не помню, как называлось это должностное лицо), которому помогали дежурные. Повар и прислуга были, конечно, нанятые. Кажется, всякий месяц распорядитель должен был давать отчет общему собранию о ходе дел кухмистерской.

 К этому времени, т. е. к концу 1868 и началу 1869 года, в наш университет стали определяться исключенные за беспорядки из петербугского университета и медико-хирургической академии[1], и этот элемент еще больше оживил нашу среду. Стали зарождаться литературные кружки. В скором времени кухмистерская заняла центральное положение среди других студенческих учреждений; в кухмистерской собирались для обсуждений по всем интересовавшим студенчество вопросам. Так, помню, около этого времени произошел ряд бурных собраний по еврейскому вопросу, который и тогда уже начинал волновать умы наших юдофобов.

 Вслед за кухмистерской и студенческой кассой устроилась студенческая библиотека; но это учреждение -- в мое, по крайней мере, время -- так и осталось в виде неудавшейся попытки. Бесцензурных изданий, насколько помнится, не было, да и вообще книг было очень мало; они свободно укладывались на шести полках или, точнее выражаясь, шести сосновых досках, прибитых к стене, из которых к тому же две верхние доски были заняты какими-то военными учебниками по стратегии или чем-то в этом роде, подаренным кем-то при основании библиотеки. Если я добавлю, что при киевском университете имелась прекрасная библиотека и лектория, где всякий студент мог пользоваться книгами и периодическими изданиями, то заведение нашей собственной библиотеки придется объяснить не чем иным, как желанием иметь такую библиотеку, в которой мы могли бы хозяйничать, как хотели, и главное -- о которой не знало бы начальство. Иногда нам казалось, что полиция следит за библиотекой; это нас интриговало, возбуждало интерес; в такие минуты библиотека со своей об'емистой стратегией приобретала в наших глазах уже совсем ценное значение.

 Я и три товарища занимали соседнюю с библиотекой комнату, где зимою до того бывало иногда холодно, что замерзали чернила. Нередко число жильцов у нас увеличивалось и достигало восьми человек. Одно время с нами жил Владимир Малавский[2], числившийся в то время студентом по юридическому факультету, впоследствии (в 1879 году) попавший в тюрьму и присужденный к двадцати годам каторги по так называемому "Чигиринскому делу", в котором, между прочим, он не только не принимал никакого участия, ко даже не знал о нем до своего заключения в киевском тюремном замке. В своем месте я расскажу трагическую историю этого человека.

 Наш квартирный хозяин Зименко (дом находился на Кузнечной улице) был добродушный старик, любивший выпить и не вмешивавшийся ни во что; он знал, что в конце месяца получит за комнату восемь рублей, и до остального ему не было никакого дела; он одинаково исполнял свои обязанности по отношению к жильцам, все равно -- три или восемь их было в комнате, сводившиеся, впрочем, только к тому, чтобы ставить самовар.

 "Кипит!.. Подается!.. Подается... Кипит!..

 Пора вставать, чаи распивать!

 Чаи китайские, ромы ямайские!!."

 Так выкрикивал он по утрам, внося самовар в полутемные сенечки, служившие у нас вместо передней. Иногда к этому речитативу он прибавлял: "Табаки раскуривать!"

 Мы действительно после этого поднимались с постелей и принимались за "табаки" и за чай -- без рому, впрочем -- так как на ром у нас нехватало средств.

 Мы были бедны и едва-едва перебивались; но в то время студент почти гордился бедностью; бедность была некоторым образом в моде, составляла своего рода шик. Если у кого даже и имелись средства, то это не показывалось, так как на это смотрели нехорошо. Простая, не щегольская одежда являлась признаком студенческой порядочности. Над франтами смеялись; так, помню, подняли на смех одного, явившегося в студенческую столовую с кольцами на руках.

 Впрочем, наши франты держались в стороне и не посещали собраний; студенческая масса в большинстве состояла из сыновей мелких помещиков, чиновников, священников. Общая нужда вызывала потребность в организации касс и кухмистерских, вызывала сожительство товарищескими кружками и приучала людей делиться друг с другом последними грошами.

 Таким образом студенческая среда представляла как нельзя более благоприятный элемент для распространения социалистического учения, так как, очевидно, усвоить учение, отвергающее личную собственность, легче было тому, у кого собственности не было и кто обладал к тому же соответственным умственным и нравственным развитием.

 Отсутствие денежных счетов и товарищеский дележ друг с другом, нередко имевшие место в студенческих кружках, не только сохранились впоследствии, но еще шире вошли в употребление в наших революционных кружках и организациях.



[1] 7 Студенческие волнения начались в начале 1869 г. в медикохирургической академии из-за увольнения студента Чудновского на почве проведения казарменной дисциплины. В марте волнения усилились, начались аресты студентов, и академия была закрыта. Волнения перекинулись в университет, где появилось воззвание студентов-медиков, призывавшее студентов университета принять участие в студенческом движении. Был предъявлен ряд требований: право сходок, участие студентов в распределении стипендий и пособий, право иметь студенческую кассу, библиотеку и т. д. В результате последовали аресты, высылка на родину "под присмотр родителей" и надзор полиции".

[2] 8 Малавский Владимир Евгениевич (1853--1885).-- Студент киевского университета, привлекался по Чигиринскому делу киевской судебной палатой, приговорен к ссылке на поселение. Сенат заменил ссылку на поселение двадцатью годами каторжных работ, которые отбывал на Каре. В 1882 году переведен в Петропавловскую крепость, а в августе 1884 года в Шлиссельбург, где и умер.

09.02.2023 в 22:40

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Legal information
Terms of Advertising
We are in socials: