Главное было сделано. Я был официально утвержденным издателем, и оставалось только подумать о замене "дворника" настоящим редактором. С удвоенной энергией принялся я за дело и прежде всего перевел всю газету из "Московских ведомостей" к себе на Старую площадь, выписал машины и стал работать, чтобы поставить дело на крепкую ногу.
Александров был в газете, как говорится, бельмом на глазу. Он был пропитан духом Победоносцева, и старая репутация редактора "Русского обозрения" налагала на газету прочное, несмываемое пятно...
Было совершенно ясно, что эти тяжкие гири, подвешенные к газете, могли навсегда утопить ее в общественном мнении.
Но как и кем заменить? Нынешний русский читатель не может и представить себе, в какой обстановке приходилось работать и через какие изгороди продираться. Новый редактор должен был пройти сквозь игольное ухо цензуры, ведомства, его должны были "одобрить" и "позволить" все те же люди, смотревшие на печать, как на чуму и заразу.
С точки зрения Победоносцева, каждая газета, не разделявшая обер-прокурорских взглядов на Россию и русский народ, была лишь "девица в желтой юбке", а каждый редактор -- лишь кавалер при этой девице.
"Кавалера" Александрова можно было заменить только другим "кавалером" по выбору все того же главного управления по делам печати. Но променять кукушку на ястреба и переменить "кавалера" на "кавалера" казалось мне праздным занятием.
-- Какой смысл, какая цель, если все равно не видно просвета и если желанное "завтра", о котором так хорошо и так светло говорил Чехов, до сих пор не наступило.
Но теперь, став хозяином газеты, я с новой силой начал настойчиво домогаться и хлопотать о переписке "редактора". Конечно, и на этот раз я не мог идти прямым путем. В тогдашней победоносцевской России возможны были только извилистые, обходные пути, только темные закоулки, только скользкие, липкие ступени официальной лжи и государственного подхалимства. Чтобы избежать обер-прокурорских когтей и отойти подальше от умного, злого и ядовитого Победоносцева, у меня было только одно средство: переменить временщика.
В ту пору огромным влиянием в правительственных кругах пользовался неслужащий дворянин князь Мещерский, редактор-издатель "Гражданина" ["Гражданин"-- газета, выходила в Петербурге в 1872-1914 годах. Издатель-редактор -- В. П. Мещерский. Монархическое издание, орган крайних реакционных слоев русского дворянства. Газета существовала главным образом за счет субсидий царского правительства]. По своему значению он, конечно, стоял далеко позади всесильного Победоносцева, но в моем маленьком деле его слова было достаточно, и "кавалер", рекомендованный Мещерским, был вполне приемлем для главного управления по делам печати.
Оставалось, значит, "найти ход" к Мещерскому. Чтобы переменить "кавалера" при "желтой юбке", надо было переменить временщика.
В этом затруднительном случае меня выручил из беды даровитый журналист Колышко, личный друг и сотрудник князя Мещерского.
В ту пору Колышко работал и в "Русском слове", и мне не стоило большого труда нажать эту пружину и "подготовить почву" у князя. А когда почва была готова, я пошел прямо волку в пасть.
Может быть, это не все знают, но князь Мещерский пользовался в России странной привилегией. Раз в год ему разрешено было устраивать выставку дамских нарядов, которые он без пошлины выписывал прямо из Парижа. Конечно, наряды князь продавал, и это составляло его маленький доход. Мне показалось удобным пойти на выставку, чтобы завязать знакомство на нейтральной почве. В роскошной квартире князя было отведено целых три комнаты под выставку, и приветливые продавщицы из светских барынь ласково встречали покупательниц и покупателей. Я выбирал для жены и дочери по платью; в это время ко мне подошел огромный, плотный, сутулый человек с седой шевелюрой и неприятным свирепым лицом.
-- Ты что хочешь? -- обратился он ко мне.
-- Да вот хотел бы сделать подарки жене и дочери.
Князь принял во мне участие как в покупателе и лично велел показать мне образцы. Я выбрал два платья и ковер для спальни.
-- Что это стоит?
-- Ну, с тебя триста рублей.
Когда мне писали счет, князь увидел на нем мою фамилию.
-- А, Сытин! Собрат... А я и не знал! Ну пойдем, посидим, поболтаем.
Сели, и князь заговорил о моем книжном деле.
-- А у тебя, брат, чрезвычайно широко ведется дело. Как же, слышал, знаю... Книжки твои я смотрю и читаю. Но на что тебе газета? Знал бы свои книги -- и делу конец. Зачем газета?
-- А как же можно, ваше сиятельство, с нашей малочитающей массой вести широкое книжное дело без газетной рекламы? Дешевая газета даст мне покупателей: газета будет тянуть книгу, а книга газету. А самое главное, ваше сиятельство, подписка на газету дает мне оборотный капитал, который будет для меня как бы беспроцентной ссудой.
-- Ах вот что. Да, это, конечно, верно, соображение правильное. Но вот с государственной точки зрения я не понимаю, как могут мириться с вами. Очень уж вы широко берете, масштаб громадный.
-- А я к вам, ваше сиятельство, хотел с просьбой обратиться. Дайте мне в редакторы моей газеты вашего сотрудника г-на Адеркаса...
-- Адеркаса? Ах да, мне говорил что-то такое Колышко. Как же, помню... Ну что ж, бери Адеркаса, если хочешь. Тяжеловат он немного и глуповат, но зато если он тебе не пригодится, так ты легко от него отделаешься. Только устрой ему тогда место какое-нибудь...
-- Об этом не беспокойтесь, все будет сделано. Но мне нужна ваша помощь, необходимо, чтобы ваше сиятельство лично съездили в главное управление к Соловьеву.
-- Да, да, мне говорил уж об этом Колышко... Как же, помню... Ну что же, я съезжу к Соловьеву. Но только помни: в случае чего, вы дадите Адеркасу другое место.
Свободное копирование
