Между тем вездесущие и всезнающие московские репортеры как-то проведали о нашей скромной пирушке, и на другой день в "Московском листке" ["Московский листок" -- ежедневная газета, выходила в Москве в 1851-1918 годах. Издатель-редактор -- Н. И. Пастухов. Один из первых в России органов бульварной прессы, рассчитанной на обывателя. После Февральской буржуазно-демократической революции "Московский листок" -- политический орган, поддерживавший Временное правительство. Был закрыт в январе 1918 года за контрреволюционную пропаганду] появилась коротенькая заметка, в которой сообщалось, что компания литераторов с Чеховым во главе "приветствовала переход "Русского слова" к новому издателю" и что "были речи и пожелания".
Эта ничтожная заметка наделала мне очень много хлопот. Великий князь Сергий Александрович очень встревожился и велел написать Соловьеву, чтобы главное управление по делам печати взяло с Сытина формальное обязательство в том, что Александров останется несменяемым редактором "Русского слова".
Опять пришлось ехать в Петербург по срочному вызову Соловьева и опять начинать все ту же досадную, нудную канитель.
-- Если Александров будет сменен, то газета будет закрыта, -- заявил мне Соловьев без всяких околичностей. -- Вы должны подписать бумагу, что даете такое обязательство.
-- Разрешите мне, ваше превосходительство, прежде чем я подпишу, показать эту бумагу Победоносцеву.
-- Зачем?
-- Я хочу спросить Константина Петровича и тогда подпишу.
Соловьев передернул плечами, но я все-таки настоял на своем и бумаги не подписал. На другой день, в воскресение, я опять пошел к Победоносцеву.
-- Не принимают, -- говорит швейцар. -- В два часа его превосходительство уезжают в Москву.
Я настаиваю.
-- Доложите, что по очень важному, по неотложному делу.
Швейцар пошел докладывать, а через минуту я услышал высокий, противный, какой-то бабий голос Победоносцева:
-- Ну, пусть войдет, -- раздражительно кричал он на все комнаты.
Точно к удаву в клетку, вошел я в кабинет.
-- Что тебе еще от меня нужно? Ведь я все сделал.
-- Но вот, ваше высокопревосходительство, есть печальная неприятность... -- Я объяснил, чего требуют от меня Соловьев и великий князь.
-- Без вас и вашего совета я не могу решиться на этот шаг. А они настаивают...
На своих тоненьких, как камышинки, ножках Победоносцев вытянулся во весь свой высокий рост и опять стал похож на змею, вставшую на хвост.
-- Соловьев настаивает. А ты что?
-- А я не мог решиться без вас.
-- И ты, и он -- дураки. Ну ты мог, положим, не знать, но ведь он юрист, я его считал законоведом. Иди и подпиши ему, дураку, не одну, а пять и более бумажек, сколько ему потребуется для известной надобности... Больше они никуда не годятся. Ведь если ты купишь дом, а продавец тебе скажет: если ты моего дворника выгонишь, то дом перейдет обратно ко мне, -- что ты сделаешь в таком случае? Конечно, ты положишь в карман купчую, а дворника на другой день -- в шею. Я думал, что он юрист, а он... Иди к Соловьеву подписывай бумагу. А, кстати, ты когда у него был?
-- Вчерашний день, ваше высокопревосходительство.
-- А как же пришел ко мне сегодня, в воскресенье, в неприемный день? А к нему теперь когда пойдешь?
-- Завтра, ваше высокопревосходительство.
-- Нет, брат, ты иди к нему тоже сегодня, непременно сегодня... Ко мне ты можешь приходить, а к нему нет? Иди сегодня, слышишь? А я у него спрошу потом, когда ты был, и если не пойдешь сегодня, то я тебя никогда больше не приму. Понял?
Что оставалось делать. "Сам" приказал -- в воскресенье, значит, надо в воскресенье. Я пошел к Соловьеву прямо от Победоносцева и по дороге все обдумывал обер-прокурорскую притчу о доме и о дворниках.
-- Нет, законы-то мы знаем... И я знаю, и Соловьев знает, но кроме законов мы знаем и еще кое-что. Ведь, чтобы купить дом, мне не нужно разрешения Победоносцева, а чтобы купить газету, нужно. Да и покупал-то я ее сначала не на свое имя: мне ведь и хозяина подставного поставили и дворника несменяемого...
Как и надо было ожидать, у Соловьева мне сказали, что сегодня по случаю праздника не принимают. Но я опять просил доложить, что беспокою его превосходительство только по очень важному делу и прошу выйти ко мне хоть в переднюю, хоть на одну минуту. Через минуту Соловьев вышел.
-- Что за срочность такая? Что случилось?
В двух словах я объяснил, в чем дело, и просил только об одном: если Победоносцев спросит, был ли я в воскресенье, сказать, что был.
-- А о деле я уж вам завтра доложу.
Соловьев был, видимо, смущен, но проявил характер и не спрашивал о подробностях. Зато на другой день я повторил ему весь мой разговор с Победоносцевым, от слова до слова, ничего не смягчая и ничего не утаивая. На этот раз Соловьев почувствовал себя очень неловко.
-- Так все и сказал?
-- Этими самыми словами, ваше превосходительство...
-- Да, это, конечно, незаконно... Я знаю, но надо же было мне успокоить великого князя.
На этот раз я совершенно спокойно подписал незаконное обязательство и уехал в Москву с облегченным сердцем.
Свободное копирование
