Мне надо было серьезно подумать о начале дела: собрать деньги, выбрать типографию, позаботиться о бумаге... Решили печатать газету в университетской типографии, где печатались "Московские ведомости" ["Московские ведомости" -- старейшая русская газета, выходила в Москве в 1756-1917 годах. Издавалась первоначально (с 1756) Московским университетом в виде небольшого листка; с 60-х годов XIX века по своему направлению -- монархическо-националистический орган, проводивший взгляды наиболее реакционных слоев помещиков и духовенства; с 1905 года -- один из главных органов черносотенцев. Выходила до октября 1917 года].
Чтобы привлечь пайщиков, я поехал к Ф. Н. Плевако, с которым давно был в добрых отношениях, и получил обещание, что Плевако со своей стороны внесет 25 тысяч.
В общем собралось до 50 тысяч рублей наличных денег, и мы приступили к организации редакции.
Редактор -- Александров.
Передовик -- родственник Александрова (эту кандидатуру закулисно поддерживала Авдотья).
Сотрудники: Лев Тихомиров, Грингмут... архимандрит Никон, Щеглов, Георгиевский.
Одни эти фамилии говорили о качестве газеты. Но я ни одной минуты не смотрел на эту газету, как на свою. Я покупал только право на газету. По русским условиям это был единственный путь, другого не было. И я бросил свое зерно в этот навоз, рассчитывая, что со временем вырастет пшеница. Больше всего была довольна составом редакции, кажется, Авдотья. Сжимая свой увесистый кулак, она все повторяла:
-- Ух, ребятушки... Ни у кого в Москве такой редакции не сыщешь. При этакой-то редакции мы такую ли газетину взбодрим...
Так началось издание "Русского слова"... Победоносцев разрешил, а Авдотья благословила.
Мне было грустно и тоскливо. Я чувствовал, что сижу в чужих санях, которые сам же запряг.
Куда побегут эти сани? Куда они меня привезут? А что, если в пропасть! Ведь такая борзая тройка, как Тихомиров, Грингмут и архимандрит Никон, может и за тридевять земель ускакать.
В тоске и в смущении я прибег к своему обычному лекарству -- пошел поговорить с А. П. Чеховым.
-- Что делать, Антон Павлович? Вот какая кунсткамера у меня подобралась...
Но Чехов был бодр и полон самого светлого оптимизма:
-- Не робей, Сытин. Действуй. Это только присказка, а сказка будет впереди... Смотри и ты вперед. Редакция эта не вечна. На смену ей придет другая. Надо только дождаться ее естественной смерти и заменить другой. Действуй же и терпеливо дожидайся своего часа...
-- А если не дождемся?
-- Дождемся. Время есть, было бы чего ждать-то.
При этом редакционном составе газета издавалась целый год.
Что это была за газета? Это был подголосок "Московских ведомостей". Идеи скончавшегося Каткова перерабатывались в популярную форму, доступную для "простого народа". Часто заимствовались и переделывались даже целые статьи. Тон был барабанный, нестерпимо пошлый.
Особенно неистовствовал в передовом отделе Авдотьин зять. Он писал до невыносимости нагло, и, когда в Петербург приехал президент французской республики Феликс Фор, Авдотьин зять напечатал передовую, в которой спрашивал, как осмелился этот французишка подать руку его императорскому величеству, самодержцу всероссийскому. А в другом отделе Никон, архимандрит Троице-Сергиевской лавры, на всю Москву негодовал, что по субботам начальство разрешает спектакли в театрах и что публика ходит смотреть зрелища, вместо того чтобы стоять у всенощной.
Каков был тираж этой газеты? Около 10 тысяч, из которых более трети рассылалось бесплатно.
Словом сказать, это было кормление известной группы лиц, близких Победоносцеву, и ничего более. Но, взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Приходилось молчать, терпеть и, как говорил Антон Павлович, "дожидаться".
И я "дожидался". Через год, однако, все деньги, ассигнованные на газету, были съедены. Я не мог топить эту печку без конца, и Александров поехал к великому князю Сергию Александровичу просить поддержки. К моему удивлению, это имело успех. Князь, оказывается, был очень доволен газетой, следил за ней и советовал как можно шире распространять. Из собственных средств он дал Александрову 35 тысяч рублей. Но печка требовала много дров, и через полгода великокняжеская подачка была истрачена до последней копейки. Тогда, посоветовавшись с Авдотьей, Александров поехал просить денег к царю. Влиятельные петербургские друзья без особых затруднений добились для него аудиенции, и Александров поехал во дворец. Царь принял его ласково, газету похвалил, узнавши, что великий князь дал 35 тысяч рублей, предложил и со своей стороны столько же.
С этими царскими деньгами Александров возвратился в Москву и при первой же встрече неожиданно заявил мне:
-- А знаешь, я из царских денег на газету много тратить не буду... Надо же мне и себя обеспечить... Бери свою газету и делай с нею, что хочешь, только заплати долги газетные -- 28 тысяч рублей.
Это было так неожиданно и так откровенно, что я готов был не верить собственным ушам.
Поехать в Петербург, быть у царя, взять на газету денег и положить их в собственный карман -- такая простота нравов хоть кого могла озадачить. Но, по-видимому, Александров уже в ту пору мечтал о собственном домике и клочке земли, а Тарасовне, вероятно, уже грезились гуси и утки, огород и "полная чаша" в своем хозяйстве. Тем не менее надо было считаться с создавшимся положением и принимать на себя и долги, и издательство. Но как принять?