"Русское слово" - 1

"Русское слово"

 "Русское слово" занималось книгоиздательством, я посвятил этому делу все свои силы и никогда серьезно не думал, даже не помышлял об издании газеты. Это было мне несродно и чуждо, я не знал газетного дела и очень боялся его чрезвычайной сложности и трудности. Но А. П. Чехов, которого я безгранично уважал и сердечно любил, почти при каждой встрече говорил мне: "Сытин должен издавать газету". И не какую-нибудь, а дешевую, народную, общедоступную. Вначале я, как умел, отшучивался. Но Чехов был так настойчив и так соблазнительно рисовал передо мной широкие газетные перспективы, что в конце концов он не только убедил, но положительно зажег меня. Я почти решился... Но это было легко сказать -- издавать дешевую народную газету. А как это сделать? На пути стояли непреоборимые заграждения в виде концессионной системы, цензуры, князя Сергия Александровича, генерал-губернатора Москвы, и всесильного, вездесущего и всемогущего Победоносцева.

 Хватит ли меня, чтобы перескочить через все эти барьеры, не разбивши лба и не насмешив людей. Иногда препятствия казались мне непобедимыми, и я в бессилии опускал руки. Но Антон Павлович, который умел побеждать мои страхи, был тут как тут со своей обычной фразой: "Сытин должен издавать газету".

 В конце концов, однако, я решился сделать этот прыжок в темную бездну неизвестности.

 Для меня было очевидно, что никогда и ни при каких условиях главное управление по делам печати не даст мне разрешения на газету. Надо было идти к цели длинными, обходными путями (иногда очень тяжелыми и очень противными) и искать людей, приемлемых даже для Победоносцева.

 "Лиха беда начать, -- думалось мне. -- А там можно ведь найти средства, чтобы отделаться от одних людей и пригласить других". Случай помог мне.

 В 80-х годах в московском доме Л. Н. Толстого я познакомился с приват-доцентом Анатолием Александровичем Александровым, который был учителем младшего сына Толстых, Андрея Львовича.

 Это был толстый, неуклюжий человек, лет 35, хромой, кудластый, нескладный. Он был известен своей близостью к Победоносцеву и издавал реакционный журнал "Русское обозрение" ["Русское обозрение" -- ежемесячный литературно-политический журнал. Выходил в Москве в 1890-1898 годах, 1901 и 1903 годах. Фактическим издателем журнала был фабрикант Д. И. Морозов, редактором -- князь Д. Церетелев. Реакционное монархическое издание].

 Я знал, что деньги на этот журнал давал богатейший купец Викул Иванович Морозов, стоявший во главе Богородско-Глуховской мануфактуры.

 Знал я и тайные пружины, какие руководили Морозовым: щедрый дар на победоносцсвский журнал должен был смягчить победоносцевские неистовства против старообрядцев.

 Из того, что журнал "Русское обозрение" был белыми нитками пришит, с одной стороны, к Богородско-Глуховской мануфактуре, а с другой -- к обер-прокурору святейшего синода, я заключил: есть только один человек, которому Победоносцев без возражений разрешит издание дешевой народной газеты, -- это редактор "Русского обозрения" Анатолий Александрович Александров.

 Воспользовавшись нашим старым знакомством, завязавшимся еще в Хамовниках, в доме Л. Н. Толстого, я пригласил к себе на чай А. А. Александрова, а вместе с ним еще И. Л. Щеглова, автора театральных пьес и "сотрудника журналов, и Г. П. Георгиевского, учителя и писателя, известного своими историческими и философскими статьями.

 Беседуя за чайком о том, о сем, я незаметно свел наш разговор на газету.

 -- А отчего бы нам, господа, не начать издавать свою газету? Вы, Анатолий Александрович, -- личный друг Победоносцева, и, конечно, кому-кому, а вам он никогда не откажет в разрешении на газету. Разрешит и дешевую, и бесцензурную, и народную... Подумайте, как хорошо бы было... Вся редакция у нас готова, в полном составе: вы -- редактор, Г. П. Георгиевский -- передовик, И. Л. Щеглов -- фельетонист, а я -- ваш издатель. Для крепости можно позвать еще и Ф. Н. Плевако. Подумайте, разве плохо? Ведь у нас запляшут лес и горы!..

 Мысль моя показалась удачной, и вся компания заметно оживилась:

 -- А и в самом деле, господа. Ведь это идея: дешевой газеты в Москве нет.

 Все стали судить, рядить и примериваться к будущей газете. Молчал только Александров.

 -- Ну так как же, Анатолий Александрович, быть или не быть? За вами слово... Дело ведь доброе, и работа всем бы нашлась.

 Грузный, толстый Александров завозился на своем стуле и засопел носом:

 -- Да я, что ж, братцы... Я не прочь. Попытаться можно, отчего не попытаться...

 Я налил вина в стаканы и поднял бокал за будущую дешевую газету. Чтобы ковать железо, пока горячо, я тут же вынул из кармана сторублевый билет и положил его на стол.

 -- Не теряйте времени, дорогой Анатолий Александрович, вот деньги на дорогу, поезжайте в Петербург к "дедушке" (Победоносцеву), и он вам все сделает, что нужно.

 Александров согласился:

 -- Ну ладно... А как же будет называться газета, какая ей цена?

 -- Цена -- 5 рублей в год, -- сказал я, -- а название от вас зависит. Редакция налицо, пусть она и название придумает.

 -- А что, если назвать "Русское слово"? ["Русское слово" -- умеренно-либеральная ежедневная газета. Выходила в 1895-1917 годах в Москве. До 1897 года "Русское слово" было бесцветным консервативным изданием. И. Д. Сытин превратил газету в крупное капиталистическое предприятие. Активное участие в "Русском слове" принимали видные буржуазные литераторы -- А. Амфитеатров, В. Дорошевич и др. В газете была широко поставлена информация по России и зарубежная. Тираж ее с 13 200 экземпляров в конце XIX века вырос до 117 000 экземпляров в 1904 году и 739 000 в 1916 году. В период революции 1905-1907 годов газета была близка к кадетам. В годы первой мировой войны поддерживала шовинистическую политику царизма. После октября 1917 года была закрыта постановлением Президиума Московского Совета рабочих и солдатских депутатов] -- предложил Александров.

 -- Отлично, прекрасно!.. "Русское слово".

 Все согласились и очень радостные, оживленные, веселые разошлись по домам.

 Прошло несколько дней... Еду я как-то по Тверской, смотрю: Александров с супругой, Авдотьей Тарасовной, на извозчике катит... Увидели меня, остановились. А супруга еще издали кричит:

 -- К Иверской едем... Молебен служить... Поздравь нас, Сытин!.. Разрешение-то -- вот оно!..

 -- Вот оно, разрешение-то, готово. Поворачивай извозчика, едем вместе к Иверской.

 -- Да неужто сделали? Неужто разрешил?

 -- А ты как думал? Говорят тебе -- вот оно, в сумке у меня. Поворачивай, что ли, извозчика... К Иверской...

 Во время богослужения толстая, громадная, как глиняная глыба, Авдотья Тарасовна вся сияла от радости и, лишь только священник окончил молебен, опять скомандовала:

 -- А теперича к нам...

 Авдотья Тарасовна, которую все мы за глаза называли просто Авдотьей или просто Тарасовной, была женщина властная, шумная, вздорная и совершенно серая. Она отличалась "холмогорским" телосложением и была так толста и увесиста, что на нее страшно было смотреть. Мужем своим она вертела, как хотела.

 Конечно, дома за водочкой и закуской мне рассказали все подробности: как Победоносцев принял, что говорил, как разрешил. Но говорила больше Авдотья, как будто это она была у Победоносцева и это ей разрешили.

 -- А разрешение-то -- вот оно, в сумке у меня, видал? Ты бы хоть сто лет хлопотал, не выхлопотал бы, а у нас раз, два, три -- и ступай к Иверской молебен служить. Дай-кося бумажку-то, дай сюда, я в сумку спрячу.

 Трудно было понять, каким образом Александров, образованный человек, редактор журнала и приват-доцент, мог всю жизнь терпеть возле себя такую бабищу-тумбу.