Такой же притягательной силой обладали многие другие народнолубочные произведения более поздней эпохи: "Повесть о милорде английском Георге" ["Повесть о приключениях английского милорда Борга и бранденбургской маркграфини Фредерики-Луизы" -- лубочная повесть. Составил ранний лубочный писатель Матвей Комаров (ранее повесть имела хождение в списках. Первое печатное издание -- 1782). В последующих изданиях печаталась под названием "Повесть о милорде аглицком Георге"], "Францыл Венециан" ["Францыл Венециан" -- лубочная повесть о легендарном рыцаре IV века] и другие.
Для народа был уже доступен и Толстой, и Пушкин, а "глупый милорд", как назвал его Некрасов, так прижился в русской деревне, что еще долго не хотел уходить из нее.
Но постепенно повести из русской жизни стали вытеснять "глупого милорда" и другие сюжеты. Большой успех по части сбыта имели "Шут Балакирев" (эпоха Петра), "Как солдат спас жизнь Петра Великого", "Ермак, покоритель Сибири", "Таинственный монах" и более поздние -- "Мазепа", "Полтавский бой", "Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа". Приключения разбойников, их героизм, их отвага и доброе сердце были одной из излюбленных тем. Успех "Разбойника Чуркина" ["Разбойник Чуркин" -- распространенный в лубочных изданиях авантюрный рассказ, переделка бульварного романа Н. Пастухова] вызвал массу подражаний и внес в лубочно-народную литературу, так сказать, целую "разбойничью" струю.
Но лубочный разбойник, чтобы иметь успех, должен быть благороден. Простой душегуб, лишенный всякого героического оттенка, вызовет только отвращение.
Третью группу лубочных произведений составляют повести, романы и рассказы, заимствованные из нашей общей литературы. Достойно внимания, что литературные произведения в их чистом виде почти никогда не появлялись в лавках Никольского рынка. Я уже говорил, что Никольский писатель старого времени почти не делал разницы между словами "писать" и "списать". Плагиат считался явлением самым обыкновенным. Поэтому почти все произведения наших больших и даже великих писателей появлялись на Никольском рынке в сокращенном или, во всяком случае, измененном виде.
Повесть Гоголя "Вий" в издании Никольского рынка называлась "Три ночи у гроба". Повесть "Страшная месть" названа "Страшный колдун".
Текст этих повестей уже не вполне гоголевский.
Никольский писатель всегда относился к чужому литературному произведению совершенно так, как мы относимся к народной песне. Кто-то сложил песню, а я хочу спеть ее по-другому, по-своему. Разве нельзя? Кому принадлежит песня? Никому, хозяина у нее нет. Как хочу, так и пою, а вы хотите -- слушайте, хотите -- нет, дело ваше.
Эти "писатели", не имеющие даже отдаленного представления о "плагиате", заимствования и переделки не считали грехом... Какой-нибудь Миша Евстигнеев совершенно запросто говорил:
-- Вот Гоголь повесть написал, да только у него нескладно вышло, надо перефасонить.
И "перефасонивал". Сокращал, изменял, менял заглавие.
Я, конечно, понимал, что подобное "перефасонивание" -- дело не очень хорошее, но традиции лубочной книжной торговли были еще очень живучи и ломать их следовало с терпением.
Свободное копирование
