Мне, конечно, не терпелось уехать как можно скорее. Но пришлось попросить коменданта не спешить с выдачей отпускного документа, потому что ехать было не на чем: как назло началась весенняя распутица, ни самолетик не летал (летное поле раскисло), ни машины не ездили.
Я уже не помышляла о Новосибирске: добраться бы как-нибудь до станции — железнодорожная ветка проходила верстах в шестидесяти от Пихтовки.
Услыхав, что на станцию зачем-то едет трактор, сломя голову кинулась в МТС, разыскала тракториста.
— Возьмешь меня с собой?
— Ну дык чо! Приходи утром, часов в шесть.
Я помчалась к коменданту:
— Завтра уезжаю!
— В добрый час.
Не нам одним с сестрой разрешили съехаться, знаю несколько подобных случаев; вообще существовала тенденция объединять в ссылке родственников, даже жениха с невестой, возможно, из расчета, что семейный осядет на месте прочнее, нежели одиночка. Поэтому странно, что нас с Гайрой разлучили с самого начала... (Сестру Инны Гайстер Наташу, арестованную немного позднее, сразу же направили в Боровое — место ссылки старшей сестры.) Может быть — хочется хорошо думать о людях — это было своеобразным великодушием наших судей из ОСО: нам таким образом предоставили выбор?..
Комендант выписал мне бумагу, поставил завтрашнюю дату: 7 мая 1950 г.
Я обошла всех пихтовских знакомых, со всеми распрощалась, особенно сердечно, разумеется, с Николаем и Майкой.
Еще семь долгих лет проживет Майка в Пихтовке. Обстоятельства (в том числе и переезд к ней матери из красноярской ссылки) не позволили ей, освобожденной по амнистии 53-го года, уехать из Сибири. Только после реабилитации они с матерью смогли вернуться в Москву.
Свободное копирование
