В языке псковских крестьян сохранилось еще много старинных, вышедших из употребления слов. Так, например, в восточной ее части крестьяне называли помещика древним словом «боярин», во всей остальной России уже давно замененным «барином». Сохранилось слово «шабры» — «соседи», употребляемое в украинском языке и исчезнувшее из великорусского, старшие и младшие братья назывались по-разному: старший — «братан», младший — «брательник» и т. д.
Через территорию Псковской губернии когда-то проходила граница двух культур — московской и новгород-псковской, и разница этих двух культур еще была очень заметна. Она сказывалась в архитектуре церквей, в языке населения, в его внешнем облике, нравах и характере.
В западной части губернии преобладали церкви старой новгородской архитектуры, с ровными зелеными полуовальными крышами, без затейливых луковиц и со звонницами вместо колоколен. В восточной — большинство церквей имело характерные маковки в виде луковиц, преимущественно синего цвета, а рядом возвышались высокие колокольни. В западной части мужики подбривали себе затылки и подстригали усы, а женщины по праздникам надевали особые костюмы и увешивались старинными монетами, хранившимися в кованых сундуках. На востоке не сохранилось во внешности крестьян никаких остатков старой культуры: мужики были лохматые, бабы неопрятные. На западе крестьяне «цокали», т. е. вместо «ч» говорили «ц», на востоке — «чокали». В языке запада сохранилось гораздо больше местных характерных словечек: «пойду посоцить блицы» — говорила баба, отправляясь за грибами. «Блиц» — очевидно усвоенное в ганзейские времена немецкое слово piltz, а «социть» (сочить) — старинное слово одного корня с «сочевом», «сочельником», означающее — шарить (мять), а в переносном смысле — искать. Роясь в сундуке в поисках каких-либо нужных им вещей, бабы говорили: «социла, социла, ницево не насоцила». Нигде, кроме западной части Псковской губернии, я не слышал слова «патебник» и «парусник», или «прусняк», обозначавшее плохой лес или кустарник. А в восточной ее части мне запомнились только два местных слова — «журавы» вместо клюквы, и «глыжи» вместо морошки.
Восточные псковичи, жители лесных Холмского и Торопецкого уездов, были ленивы и инертны, жили, по их выражению, «как в стариках было положено». В урожайные годы были сыты, в неурожайные питались впроголодь, почти не ходили в отхожие промыслы, и если имели посторонние заработки, то лишь те, которые, так сказать, сами к ним шли — по рубке и сплаву леса. Это к ним, очевидно, по преимуществу относилась известная кличка: «псковичи-мякинники». Западные псковичи, в особенности крестьяне Псковского и Островского уездов, сохраняли предприимчивость своих далеких предков, жителей вольных Новгорода и Пскова, колонизаторов русского севера и торговых ганзейцев. В поисках лучшей жизни они использовали все имевшиеся возможности: скупили большую часть земель у разорившихся помещиков в своей округе, а затем двигались в качестве колонистов на восток, вместе с соседними эстонцами и латышами, скупая и там помещичьи земли из-под носа у инертных и вялых «мякинников». Излишки же своего населения отправляли на заработки в Петербург. Громадная разница была и в сельскохозяйственной культуре запада и востока Псковской губернии. На востоке хозяйство было натуральное, и крестьяне сеяли злаки лишь для своего потребления. Обработка полей производилась первобытной сохой. На западе основным возделываемым растением был лен, являвшийся предметом торговли. Сеяли его и на своих, и на помещичьих землях. А так как крестьяне по опыту знали, что лен сильно истощает почву и что урожаи его повышаются при многопольном севообороте с посевами клевера, то начали применять в своем хозяйстве травосеяние. Льняную культуру и травосеяние несли с собой в восточные уезды их западные колонисты, которых там называли «островни» (по Островскому уезду). И деревни «островней» среди убогих деревушек холмских и торопецких крестьян поражали своим опрятным и зажиточным видом. Плуги, ставшие обычным орудием обработки у западных псковичей, на востоке можно было встретить тоже только у этих «островней», равно как и у других западных колонистов — у эстов и латышей.