11.II. – Сегодня уехала Ан.Андр. Киса, всякие поклонения великим – вещь глупая и безвкусная. Об Ахматовой известно, что это адресат целого культа. И что же? Шесть дней знакомства сделали так много… Я сделал покражное преступление. Взял у сестры Толмачева "Anno Domini", дал А.А., а она сделала мне надпись, книга останется у меня, никакие черти ее не отнимут. Карандашом:
Сергею Борисовичу
Рудакову
на память
о моих Воронежских
днях
Ахматова.
11 февр. 1936. Вокзал.
…Билет, как и тебе, через Таллера, сидячий, в вагоне «Воронеж – Москва». Сидели в буфете, поезд опаздывал на 2 часа. Как подали вагон, безумные Мандельштамы усадили ее где-то на 4-м пути – и домой. Одному мне оставаться было нелепо. И чувство, что она так и сейчас не уехала, а с чемоданчиком и сумкой для провизии сидит в своем вагоне, что вагон так и стоит вне состава. Звериная нежность. У О. так пусто стало, просто до слез. Утешенье – надпись…
Н. с похоронно-воспоминательными репликами, мы с О. в разных углах комнаты, почему-то злые друг на друга (ревность?!). К вечеру зашевелились, стали разговаривать. Он получил из Литфонда подтвержденье – телеграмму: «Забронирована путевка Старый Крым». И нет уже и А., ничего, планы, психованье. А потом опять о ее молчанье (языком диагнозов собственных хвороб): «Словарный склероз и расширение аорты мировоззрения, ее недостаточная гибкость – вот причины молчанья». А после Н. вслух читала статью Дынник о Зенкевиче [1] и частично о нем, вообще дрянь с проблесками… Союз пока обо мне отмалчивается, но не окончательно.
13.II. – У О. наступила тихость разочарования отъездом Аннушки и тревоги собственных Крымов, которые оформляются медленно.
14.II . – Получил письмо, где ты уже знаешь об А.А., а ее уже нет. Так привык возвращаться до Петровского сквера не один. И у М. все в разброде сейчас. О. нужно сидеть и ждать, а он без повода бесится. Все же его психованья многое в нем (и в стихах) портят для меня.
17.II. – У О. ад неописуемый (обида на отъезд А.А., курортная неопределенность, болезни и реальные, и мнимые, т.е., вернее, желательные, и денег отсутствие).
19.II. – О. раздобыл в театре денег – и снова мир.
…Не только Аннушка, никто не сумел бы и меня «упрекнуть» в несамостоятельности. О. пророчит другое: «изощренность и неправдоподобие». Этого не боюсь. Ты пишешь о книжке. Это единственный выход. Но мыслимо ли? Почитай стихи в «Лит.газ.». Смотри, что было на пленуме в Минске.
20.II. – …Н. попросила за О. в театр зайти, слабость у него, и он все норовит поехать от Утюжка на извозчике.
…Анна Андреевна еще в Москве…
…Надпись повергла О. в истерику: на «Anno Domini», в 1936 году! Ах, ах!
Он сильно сдал, но все же в этом есть доля политики, т.е. здоровье-то плохо, но оно обыгрывается еще.
21.II. – Снег и снег, но такой сухой и мягкий. Не холодно. Мандельштамы пошли на концерт (бас Стешенко из Чикаго).