14 августа 1998 г.
Вчера улетели Наташа с Рамошей. Ваня и Валя их проводили в аэропорт, вернулись домой раньше, чем улетел самолет. Дочь и внук еще 20 минут были на московской земле, но уже одни, за кордоном. Все время хочется плакать.
Тем более, что Ванины дела – виза для учебы в вузе – пока в подвешенном состоянии, и в этом состоянии без знания результата – надо прожить еще больше недели: с 12-го – 10 дней, значит, до 22-го–23-го. Да еще дай-то Бог, чтобы после этого можно было бы хоть ненадолго успокоиться, хотя через полгода все ЭТО снова придется проходить. Все видимые и невидимые овировские инстанции. Для меня это просто пытка, да и Вале это достается немалыми внутренними силами. Не говорю о деньгах, о его физической усталости.
…Вдруг снова закружилась голова и пощипывает-побаливает в сердце. Посмотрела на часы – 16.00. И так каждый день. С атмосферой, даже со временем суток – неизменная связь и прямая зависимость физического состояния моего от их состояния. Даже, по-своему, интересно.
…Нашла фото от 8 ноября 1958 года – Наташа четырехлетняя с тигром, который нынче у меня все время был в изголовье. Как хорошо делали некогда игрушки: зверь только выцвел, стал бледно-желтого цвета с черновато-серыми полосами. Ваня спросил: «Ты мне дашь?» Отдала. Говорит: «Давно это было». Действительно, 41 год почти назад.
Да, четырехлетняя девчоночка в берете и курточке, улыбается, а лоб – вперед, выпуклый чистый лобик, с раскосым разрезом глазенки. Самое теперь странное, что фотографировала-то я сама… Сейчас же – будто фотоаппарата никогда не держала в руках: современная техника меня словно пугает. …Надо, чтобы для «Автографа» Ваня фотографировал.
Завтра сама пойду запасаться мясными и рыбными продуктами, хорошо бы наскочить и на сою. Одно время она была, теперь исчезла, кончился, должно быть, контракт, а таким, как мы, она хороша вместо мяса. Смешновато, но готовить нынешнюю говядину – скучно; видимо, сказывается карусель, когда два парня все время опорожняли кастрюли и сковородки; и те, и другие – всегда мгновенно становились пусты, хотя мясо готовилось в огромных, по нашим меркам , количествах – постоянно. Я устала закладывать его то в жаровню, то на сковородку; синдром пустых кастрюль, так я придумала и в доме нашем я это называть. И все время думалось: как же это Наташе надо работать, чтобы прокормить двоих взрослых парней, которые растут не по дням, а по часам. А мальчишки ели, словно наперегонки, словно они с голодного мыса.
Дед сегодня, что называется, отлеживается. И так, видно, ему это приятно, полежать, пописать. Он всегда любил поработать (пописать) лежа, в большой общей тетради (в дерматине). Сейчас она у него черная. Напишет кусочек, прочтет. Ибо прочитать его «каляки-раскоряки» невозможно никому другому.
Ваня погладил рубашку, пошел куда-то «на часок».
Свободное копирование
